живого и проницательного ума, волевая, с сильным характером… Далеко не та робкая овечка, что покорно следует на синем шелковом шнурке за своим господином! Она всего на год моложе Филиппа. Что меня бесит, так это то, что эту пару, людей, созданных друг для друга, так подло разлучили! Виновники этого преступления находятся в Целле. Такую любовь способна погубить только смерть, и то необязательно…
– Успокойся! Как я вижу, ты разузнала не слишком много?
– Вообще ничего! Разве что одну подробность. Ульрика разговорилась с хозяйкой гостиницы и выяснила, что София Доротея провела весь июнь у родителей, была совсем плоха, а потом поругалась с отцом и хлопнула дверью. Жители Целле всегда души не чаяли в своей маленькой принцессе и теперь за нее беспокоятся, ведь для них ганноверцы – как будто дикари. А что здесь? Вернулся ли Гильдебрандт?
– Еще нет. Фридрих отправился в Дрезден с уведомлением для нового государя о пропаже его военачальника… Ему все равно пора было возвращаться в Саксонию, отпуск закончился.
– Пожелаем ему удачи! А пока…
Ее перебил крик, даже вопль:
– Только не говори мне, что опять уезжаешь!
– С чего ты это взяла?
– Знаю я тебя! С тех пор как исчез Филипп, тебе не сидится на месте.
Девушка помолчала, потом подняла на сестру затуманенный слезами взгляд и проговорила с бесконечной печалью:
– Это правда. Мне невыносим всеобщий заговор молчания, которым пытаются окружить Филиппа. Я должна все разведать! Понимаешь, меня не оставляет чувство, что он меня зовет, ждет моей помощи. Вот я и живу в надежде, что ветер принесет какой-то знак, укажет мне верный путь. Может, если объехать все крепости этого проклятого Ганновера, то мне что-то нашепчут камни? Помнишь историю трувера Блонделя де Неля, который, разыскивая своего государя, Ричарда Львиное Сердце, изъездил из конца в конец всю Австрию, пока не услышал голос, доносившийся из-под башни…
– Напрасные усилия! Рыцарские времена миновали, и ты, мечась, как обезумевшая птица, только усугубишь свою горечь, а я тем временем скончаюсь от тревоги!
Аврора уставилась на сестру, даже не пытаясь скрыть удивление. Неужели Амалия, это олицетворение спокойствия, даже холодности, закованное в латы железной самоуверенности, скрывала в глубине души такую нежность по отношению к сестре? Улыбаясь в ответ на не заданный младшей сестрой вопрос, старшая стиснула ей руку.
– Останься со мной! – взмолилась она. – Вместе мы будем вдвое сильнее.
Обе долго молчали. Наконец девушка вымолвила:
– Скажи мне, о чем ты думаешь? Считаешь, что его больше нет в живых?
– Честно? Я не знаю. Мне кажется немыслимым, чтобы князь, кем бы он ни был, посмел заманить такого человека, как Филипп, в западню. Но таково влияние нашего гордого имени! Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что чаще всего верх одерживает первобытная дикость. Как
