посочувствовал эльфу.
– «Его сердце в его песне». Вот, что она сказала Бренне.
– Я никогда не дарил ей музыку, – тихо произнес Кэррик. Он поднял руку, чуть шевельнул пальцами, и мелькнула молния.
– Бриллианты, рожденные солнцем. Их я дарил ей. Их я высыпал к ее ногам, когда просил уйти со мной. Но она отвернулась от них и от меня. От своего сердца. Ты можешь представить, Галлахер, как больно, когда от тебя отворачивается единственная, кого ты любишь, единственная, кого ты будешь любить вечно?
– Нет. Я никогда никого так не любил.
– Мне жаль тебя, ибо, если ты не любил так сильно, то и не жил. – Кэррик поднял другую руку, и воцарилась тьма, пронизанная серебряными лучами и искрами. Над землей заклубился туман. – Даже когда по настоянию отца она вышла замуж за другого, я собрал слезы луны и высыпал их жемчужинами к ее ногам. И все равно она отказалась от меня.
– И сокровища солнца, и слезы луны превратились в цветы, – продолжил Шон. – И она ухаживала за ними год за годом.
– Что мне время? – нетерпеливо воскликнул Кэррик. – Что мне год? Что мне столетие?
– Когда ждешь любимую, год кажется веком.
Кэррик прикрыл глаза.
– Ты пишешь красивую музыку и красивые слова. И ты прав.
Он снова пошевелил пальцами, и вернулся солнечный свет, хотя и по-зимнему бледный.
– И все же я ждал, долго ждал, чтобы прийти к ней в последний раз. Из синих глубин я вырвал сердце океана, бросил сапфиры к ее ногам. Все, что имел, я бросил к ногам моей Гвен. Но она сказала, что слишком стара, что слишком поздно. И заплакала. Впервые я увидел ее слезы. И еще она сказала, что если бы вместо драгоценностей и обещаний вечности и богатства я подарил ей слова, которые жили в моем сердце, ради любви она, может, и отказалась бы исполнить свой земной долг и ушла бы из своего мира за мной. Я ей не поверил.
– Вы разгневались. – Шон слышал эту историю столько раз, что и не сосчитать. В детстве она ему даже снилась. Ему снился принц эльфов, летящий к солнцу, луне и морю на белом крылатом коне. – Вы любили Гвен и не знали, как выразить свою любовь словами.
– Какой мужчина мог бы сделать больше? – спросил Кэррик, и Шон улыбнулся.
– Не знаю. Но наложить заклятие, разлучившее вас на века, – не самое мудрое решение.
Кэррик рассерженно тряхнул головой.
– Она уязвила мою гордость, я разозлился. Трижды я просил ее, и трижды она мне отказала. Теперь мы ждем, когда любовь трижды встретится с любовью и трижды примет ее. С достоинствами и недостатками, с горестями и радостями. – Кэррик вдруг улыбнулся. – Ты дружишь со словами, Галлахер. Мне не понравится, если ты будешь так же медлить, как твой брат.
– Мой брат?
Глаза Кэррика запылали синим огнем.
– Трижды любовь встретит любовь. И одна любовь уже принята.
Шон вскочил, сжав кулаки.
– Ты говоришь об Эйдане и Джуд? Ублюдок, ты утверждаешь, что наложил на них заклятие?
Глаза Кэррика вспыхнули,
