из Саккарема человеком настолько злокозненным, что едва не послужил причиной серьезной размолвки между Соллием и братом Гервасием.
Случилось все на второй день после того, как караван покинул Самоцветные Горы. Глядел Соллий на спасенных людей, своих единоверцев, и больно ему было. Сомнения начинали глодать его сердце: неужто и впрямь бывает такая беда, что даже вера не спасает человека – гибнет сперва душой, а потом и телом? Молодой Ученик Соллий, вспыльчивый, к людям подчас излишне недоверчивый. Не таков брат Гервасий – этот всего навидался и оттого сделался мягким, точно масло.
Но вот привиделось что-то Соллию, прочел он что-то нехорошее в глазах одного из выкупленных рабов. Кивнул, чтобы тот приблизился, и заговорил с ним.
Спросил о родных.
– Я из Саккарема, господин, – ответил бывший раб хмуро.
– Я тебе не господин, – нахмурился и Соллий.
Бывший раб вскинул глаза – дерзкие.
– А кто ты мне, если взял меня из лютой доли, выкупив за деньги?
– Я – твой брат, – ответил Соллий. – Называй меня "брат Соллий".
– Брат Соллий, – произнес бывший раб, словно пробуя эти слова на вкус. И усмехнулся. – Моя мать называла меня Салих.
– Если ты родом из Саккарема, Салих, то не лучше ли для тебя будет отправиться прямо к твоей матери? – спросил Соллий, решив отринуть все недостойные подозрения и говорить с хмурым этим человеком спокойно, дружески – так, как советовал брат Гервасий.
Однако не так-то просто это оказалось. Салих упорно отвергал протянутую руку.
– Лучше уж сразу убей меня, господин мой и брат Соллий, – проговорил он. – А родичей моих, коли встречу, то самолично жизни лишу…
И покривил тонкие, обметанные лихорадкой губы.
– Как так? – Соллий глянул прямо саккаремцу в глаза и словно волной жара на него плеснуло, такой лютой ненавистью пылали они.
Захлебнувшись горьким воспоминанием, Салих почти сразу утерял осмотрительность.
– А ты сам посуди, господин мой брат Соллий! – Обращение прозвучало почти издевкой. – С десяти лет ем чужой хлеб – тверже камня он. Пью горькую воду – такая вода лишь сушит горло, а жажды не утоляет вовсе… А последнему хозяину и вовсе я не угодил, гляди ты! Он, собачий хвост, продал меня на рудник. Одна только Праматерь Слез и ведает, как я эти полтора года прожил, – да Ей ведь и молиться-то бесполезно…
Соллий так и вздрогнул. Наихудшие подозрения его оправдались. "Праматерью Слез" кое-где, в том числе и в Саккареме, называли древнюю Богиню, прародительницу всего живого. Говорили, будто некогда была она Небесной Девой и медленно ехала по небу в телеге, запряженной сивой коровой, направляясь к горизонту. А по земле несся на белом жеребце юный Герой. Там, где сходятся край неба и край земли, сошлись и эти двое, и народились от них сыновья и дочери. Но прежде сыновей, прежде дочерей
