Из всех людей Гафана – да ляжет звездный свет ему, милостивцу, под ноги! – я один и умел кое-как сложить буквы в слово, да так, что после это слово еще и разобрать можно было… Потому и поручил он мне эту книгу.
– А книга… Как рукопись Мотэкеббера оказалась у Гафана? – спросил Соллий. Заранее – нутром! – чуял: ох, не след любопытствовать об этом. Ну, добыл купец Гафан книгу – и добыл. дело прошлое. Главное ведь не то, каким образом и где завладел купчина сокровищницей человеческого знания. Главное – оказалась она в конце концов именно у тех людей, которым нужнее всего: у лекарей. Служителей Младшего из Братьев. И уж Дом Близнецов сумеет сберечь лечебник для будущего. Перепишет, снабдит комментариями, дополнит. Сделает достоянием многих.
И имя купца Гафана, записанное на полях первой страницы, будет сохранено потомками. С благодарностью сохранено! И потому незачем вдаваться молодому Ученику в совершенно излишние подробности.
И это Балдыке было ведомо. Прожженная бестия, отменный знаток людей – и особливо слабостей человеческих – таким и должен быть "секретарь" такого человека, каким являлся купец Гафан.
– Покойный Гафан книгу эту сменял у одного дурака, – промолвил больной и закашлялся. Долго кашлял, нехорошо, взахлеб, платок к бороде прижимая. А когда отнял – и платок, и борода оказались окрашены кровью.
– На бочонок грошового вина сменял, – добавил Балдыка. Поморщившись, отложил платок, потянул витой шелковый шнур, висящий возле постели.
Вошла все та же служанка. Испуганно глянула на Соллия. Тот почувствовал себя неловко. Каким-то боком все время так выходило, словно он, Соллий, виноват в том, что Балдыке ничем нельзя помочь и спасти его может только чудо. А творить чудеса – не в смертного лекаря власти. К великому огорчению Соллия. Ибо многое он сейчас бы отдал за возможность если не полностью избавить Балдыку от жестокой участи, то, по крайней мере, облегчить его страдания.
Девушка подала умирающему воды и свежее полотенце, а окровавленный платок поскорее спрятала и унесла.
– Ну вот, – как ни в чем не бывало продолжал Балдыка, – стало быть, досталась книга Гафану, покойничку, самым что ни есть гнусным обманом… Он-то, хоть и был не бог весть каким грамотеем, хоть и подписывал свое имя двумя корявыми загогулинами, а оценить драгоценную рукопись сумел. А страницы с рисунками я украл у него давно. Когда забрал свою долю из гафановых денег и своими делами жить начал. Теперь уж недолго осталось… Пусть, думаю, послужат эти листы людям. Прежде-то я от них оторваться не мог. Всякий вечер, как лавку запру, так сундук открываю и разглядываю. Веришь ли, всегда там что-нибудь новенькое отыскивалось. То вдруг птичка, раньше не замеченная, выскочит, а то приметишь, какое потешное лицо у слуги на рисунке – и смеха не удержишь… А теперь вот и я… по примеру Гафана, значит… по его следу…
Соллий встал. Собрал листы, разложенные на постели больного, прижал их к груди и низко поклонился старому торговцу.
– Святы Близнецы, чтимые в Трех м
