и отмычкой, а не протоплазмой, не рожей, не мясом, не грачом, и далеким от харассмента. Все чаще поглядывал на карцер, и смутные мысли приобретали очертания.
Во время обеденного перерыва он подошел к карцеру, тихонько стукнул берцем по железной двери.
– Че надо? – послышался недовольный голос.
– Это я, Пахло, – глядя в сторону, прошептал Жорик.
Послышался шорох одежды, затем шаги по металлу.
– Чего тебе? Узнал насчет меня?
– Нет пока, – шептал Жорик, привалившись к двери, с беспечным видом потягивая сигарету. – Помнишь, ты говорил, ну… о побеге?
– И чего?
– Ну… это, у тебя есть план?
– Пошел к черту. Передай Качаке, что я раскаиваюсь. Скажи, что готов искупить вину.
– Да нет, ты меня это… неправильно понял. Я хочу…
– Эй! – раздался громкий голос со стороны главного корпуса. – Жорик, ходи сюда!
Жорик вздрогнул, обернулся. Кто-то в курилке махал ему рукой.
– Пожрать принеси! – донеслось из-за железной двери вслед удаляющемуся Жорику.
В курилке, где на лавочках расселись грачи, привалившись плечом к столбу, вальяжно стоял Пистон, сунув руку в карман брюк, смолил папиросу, щурился от дыма и смотрел на шагающего через двор парня.
– Ты че возле карцера отираешься? – спросил он, когда Жорик приблизился.
– Так, ниче, – ответил Жорик с хрипотцой в голосе, глядя в сторону, – он пожрать просил, я ему сказал, чтобы отвалил.
– Ты простыл?
Жорик откашлялся: – Есть чутка.
– Ты к Пахло не липни, падла он приличная. Свяжешься с таким – потом пожалеешь. Я таких знаю. Класть он хотел на всех, только свою шкуру бережет, подзуживает, а потом пользуется.
– Да я не липну, он это… пожрать…
– В общем, я сказал, а ты думай. У тебя башка для этого есть.
При этих словах Пистон внимательно посмотрел на парня, словно бы убеждаясь, что есть.
– Понял, – сказал Жорик своим обычным голосом, спохватился, кашлянул и прохрипел, – я пойду, это… дела у меня.
Он зашел в главный корпус и прямиком в столовку напомнить Черпаку об аресте.
Больше в этот день приближаться к карцеру Жорик не решился. К вечеру площадка с истоптанной землей, с обрубками арматуры, с кусками уголка, с огарками электродов, с глубокими бороздами от тележек опустела. Подойти, не привлекая внимания, к аресту было невозможно.
На следующий день, ранним утром рабочая бригада под руководством Качаки на бэтээре выдвинулась к атомному танку. Нагруженный плугами – якорями, тросами, лебедками, талями транспортер казался барахолкой на колесах.
Примерно в час по полудню, на ходу накидывая китель, из корпуса торопливо вышел Седых, за ним поспевал Пирцент. Их лица были сосредоточенно-серьезными.
