в сени. В сенях было темно, она шагнула вперёд, и что-то упало перед её ногами. Она посмотрела – это был черенок без лопаты, видимо, им хотели изнутри подпереть дверь, но поставили как-то неуверенно. Он упал громко – дерево на дерево, – свист, стон и храп на мгновение оборвались, но сразу и возобновились.
«Выпили мужчины!»
Светлану Николаевну это ничуть не смутило, она прислонила черенок к стене, открыла отделявшую сени от комнаты плотную тяжёлую дверь, обитую ватой и защитным брезентом – сени были холодные, – и вошла.
На грубо сколоченном обеденном столе под окном лежали газетные свёртки с проступившими мокрыми пятнами, с остатками еды; на белёной печке с железными концентрическими кругами стояло закопчённое ведро. Светлана Николаевна дотронулось до него – ведро было тёплое: «Недавно, что ли, пришли?»
Она догадывалась, с кем был Михаил Капитонович. Когда вчера вечером он вышел из лавки, мужчина, тот, который зашёл вслед за ним, прежде чем купить бутылку водки, а он ещё сомневался, что купить – водку или спирт, спросил: «Это не Сорокин?» Светлана Николаевна ответила утвердительно. «Михаил Капитонович? Из Харбина́?» «Харбина́» он сказал с ударением на последний слог, она снова ответила утвердительно и увидела, что мужчина повеселел и быстрыми глазами стал осматривать прилавок и полки. «А он купил водку или спирт?» – спросил он. Светлана Николаевна ответила, что водку, и он попросил бутылку водки. Потом он, оглядываясь на окошко около двери, быстро-быстро отсчитал деньги без сдачи, извинился, попрощался и вышел. Она видела, как он спешным шагом, спотыкаясь на игравших мостках-тротуарах, пошёл за Михаилом Капитоновичем. Она поняла, что этот мужчина был из освободившихся зэков, это было видно по его скованным манерам, и что он оттуда же, откуда её Михаил Капитонович.
Наконец-то она разогнула пальцы, когда сдвинула газетные свёртки в сторону и поставила на стол авоську. Всё! Она пришла. Только некуда было поставить цветы, пускай люпины и беспородные цветы бедности, а всё же цветы. Она подумала, что надо было бы прихватить из лавки какую-нибудь банку, но увидела на подоконнике пыльный, всегда пустой глечик из обожжённой глины, взяла тряпку, обтёрла его и налила воды.
«А что? Симпатично!»
Она определила глечик сначала на середину стола, но потом переставила снова на подоконник, там глечик с люпинами оказался на месте, только надо было протереть оконные стёкла и смахнуть с подоконника дохлых мух.
Стало красиво.
«Анне Васильевне, наверное, тоже бы понравилось! – Она стояла и любовалась. – И маме! Ладно, надо чистить картошку. Они ведь когда-нибудь проснутся! Лучше пусть от запаха жареной картошки с лучком!»
Три года назад в Енисейске, где до Магадана служил её муж, она познакомилась с Анной Васильевной. Нет, не познакомилась. Ей хотелось думать, что познакомилась, но на самом деле она её только несколько раз видела в поселковой лавке, где обслуживались местные и ссыльные, и слышала
