дурного не сделает.
Она боялась того, что отец, не исключено, причинил дурное другим людям.
Усталость, а также перенапряжение и болезнь сделали свое дело, и Лера провалилась в глубокий черный сон.
В себя она пришла от громких голосов в коридоре. Не понимая, что происходит, Лера уставилась на дверь своей комнаты, которая вдруг распахнулась, и на пороге возникло сразу несколько человек в форме.
– Прошу вас подняться! – донеслось до Леры. – У нас ордер на обыск вашей квартиры. Давайте, не залеживайтесь! Ну же, побыстрее!
Все остальное, что происходило после появления людей в форме, сопровождаемых соседями с нижнего этажа, которые выступали в качестве понятых, походило на подлинный кошмар. Бабушка, обычно такая собранная и боевая, вдруг как-то растерялась, а когда из-под ванны извлекли скомканное кровавое полотенце, вдруг начала медленно оседать.
Пришлось вызвать «Скорую», которая забрала бабушку с собой, диагностировав гипертонический криз. Лера, у которой голова шла кругом и которая могла говорить только шепотом, да и то испытывая сильные боли в горле, была на грани истерики, не зная, что делать.
Отца дома не было, хотя с обыском к ним заявились около семи утра.
Поехать с бабушкой в больницу ей не разрешили, поэтому, сидя на табуретке в коридоре, девушка, перед глазами которой все плыло, была вынуждена наблюдать за тем, как их квартиру переворачивают вверх дном.
При обыске обнаружили и окровавленный шарфик, и пиджак отца, которые были спрятаны под кроватью в родительской спальне.
Единственная мысль, которая билась в голове у Леры, была «Где же отец?».
Те, кто проводил обыск, или, может быть, другие, что пришли позднее, наперебой задавали ей этот вопрос, однако ответа на него у Леры не было.
Она не знала, куда делся отец.
Обыск уже подходил к завершению, когда на пороге квартиры, с большой сумкой в руках, вдруг возник Михаил Михайлович.
– Что тут происходит? – произнес он надменно. – И вообще, по какому такому праву…
Его вытолкнули, заломили руки, кто-то вырвал у него из рук сумку. Лера закричала, и возникшая около нее единственная женщина в форме с рыжим перманентом на голове резко осадила ее:
– Не орите. Наконец-то его взяли, мерзавца чертового! На его совести четыре убийства!
Лера потеряла сознание.
В себя она пришла на софе в зале. Большая часть чужих людей, прихватив все, что требовалось, а также уведя с собой отца, удалилась, а те, что еще копошились в ее квартире, явно завершали свои дела.
Наконец, ушли и они, оставив Лере какие-то официальные бумаги и что-то строго наказав, что она не только не запомнила, но и вообще сквозь туман, который окружал ее, толком не расслышала.
Некоторое время, не исключено даже, что целый час, она просто лежала на софе и смотрела в потолок, наблюдая за тем, как врывавшийся через раскрытое окно ветер, пузыря васильковую занавеску, подбрасывал ее к люстре.
Надо
