Олесь ни за что не простит неволи, не женится на рабыне, пусть и нетронутой. Дома позор.
– Глупости, с Руси степняки часто угоняли женщин в полон, но их радостно встречали, если удавалось вернуться.
– Кто тебе сказал? Ты хоть одну счастливую видела или о такой знаешь?
– Я и тех, кто вернулся, не видела.
– А я видела. У меня тетка вернулась, так что? Всю жизнь и прожила как проклятая, словно она виновата, что мужчины защитить не могли. Родственники, что выкупили, сторонились. Жила бобылкой, так все, кому не лень, стали ходить к ней, словно она гулящая. Знаешь, чем закончилось?
Настя махнула рукой:
– Догадалась. Только не везде так. Знаю, что мне простят, потому как прощать нечего.
– Простят знаешь кому? Тем, кто в море с корабля бросился, от неволи спасаясь. Или под плетьми степняцкими погиб. А нам с тобой, Настя, спасения уже нет. Кому докажешь, что чиста осталась? Не станешь же ходить по улицам и кричать?
Надеяться было на что, она в плену уже почти два года, учится второй год, но пока никто на ее тело не посягал и обращались, словно с драгоценностью. Но ничто не вечно…
Двух девушек из пяти обучавшихся куда-то увели и не вернули. Настя попыталась спросить у Зейнаб, та только фыркнула:
– Не твое дело! Их в гарем забрали.
Это означало, что могут забрать и саму Настю? Тогда можно не мечтать, что выкупят, из гарема никому еще не удавалось вернуться домой, это позор для владельца. Стало страшно, но девушку снова успокоила собственная уверенность – она особенная, значит, с ней будет иначе!
Но случилось другое…
Гюль показала какую-то плошку:
– Это для рук, чтобы кожа была нежная и гладкая. Давай мазать.
– А из чего?
Настя знала, что бывают мази из бараньих мозгов, а то еще из чего похуже, потому сначала интересовалась, что в составе.
Гюль наморщила и без того не слишком высокий лобик:
– Ммм… желток, льняное масло, мед и лимон. Никаких не рожденных барашков!
Они намазали руки на ночь и улеглись, выставив их поверх одеяла и стараясь не выпачкаться медом, чтобы не липнуть. Гюль вдруг шепотом сообщила:
– Тот парень сегодня меня снова встречал…
Она говорила о красивом парне, который прислуживал в доме. Конечно, вне своих помещений они передвигались, только закрыв нижнюю часть лица, но глаза тоже умеют говорить. Гюль явно нравилась парню, как и он ей.
– Его зовут Мюрад, я слышала…
– Он тебе нравится?
– Конечно…
– Гюль, у него нет денег, чтобы купить тебя.
– Я знаю.
Этому разговору бы тем и закончиться, но Гюль неожиданно простонала:
– Лучше в омут, чем в гарем к какому-нибудь старику!
– Разве у стариков бывают гаремы?
– У всех бывают. И не нужны будут эти блестящие газели персидской поэзии!
Настя хотела сказать,
