за хвост не тянула, ничего. Просто сидит, как неживая, даже не спросит, когда мама придет.
– Может, у нее отставание в развитии? – сказал я. – Аутизм или что-нибудь такое?
Фрэнсис покачала головой:
– Нет. Заговоришь с ней, все понимает, отвечает вполне разумно. Мне всегда казалось, что она просто не ожидает, что к ней обратятся с вопросом. Но такая ласковая, и говорит очень хорошо для своего возраста. Нет, она умная девочка. Просто чуть заторможенная.
– И это показалось вам странным, – уточнила Энджи.
Фрэнсис пожала плечами:
– Пожалуй, да. Мне кажется, она не привыкла, чтобы на нее обращали внимание. По-моему, это очень плохо.
Она отвернулась и стала смотреть на поле. Ее дочка подошла к «домашней» базе, неловко держа в руках биту и глядя перед собой на мяч, лежавший на Т-образной подставке.
– Стукни, детка, так, чтоб мяч из парка вылетел! – крикнула Фрэнсис. – У тебя получится.
Дочка оглянулась, посмотрела на мать, улыбнулась, помотала головой и швырнула биту на землю.
7
Мы зашли в «Эшмонт-гриль» поесть и выпить пива, и тут с Энджи случилось то, что я не могу назвать иначе, как запоздалой реакцией на посещение «Филмо Тэп».
Я заказал мясо с картошкой под соусом. Здесь это готовили так же, как моя мама, и официантки вели себя тоже как мама. Если посетитель оставлял что-то на тарелке, они спрашивали, выбрасывают ли еду голодающие дети в Китае. Я бы не удивился, если бы меня не выпустили из-за стола, пока не доем все до последней крошки. Энджи тогда пришлось бы ковыряться со своей курицей до следующей недели. Несмотря на свою миниатюрность, в том, что касается аппетита, она даст фору любому дальнобойщику. Но в тот вечер моя напарница была явно не в себе: накрутит на вилку лапшу и будто о ней забудет. Уронит вилку в тарелку, отопьет пива и уставится в одну точку.
Дело дошло до четвертого кусочка курицы, от моей порции уже ничего не осталось, Энджи решила, что ужин закончен, и отодвинула тарелку.
– Людей не поймешь, – сказала она, уставившись в стол. – Не поймешь. Нельзя постичь, что побуждает их к поступкам, их логику. Если они думают не так, как ты, вся их логика и поступки для тебя – бессмыслица. Ты согласен? – Она взглянула на меня, глаза были на мокром месте и покраснели.
– Ты о Хелен?
– Хелен. – Энджи кашлянула. – Хелен, Большом Дейве и остальных в баре, похитителе Аманды, кто бы он ни был. Логики никакой. – По ее щеке покатилась слеза, и Энджи смахнула ее ладонью. – Черт! – Запрокинув голову, стала смотреть на потолочный вентилятор.
– Энджи, эти подонки в «Филмо» – последние люди. О них и думать-то не стоит.
– У-гу. – Она судорожно, с хрипом вздохнула.
– Ну. – Я погладил ее по руке. – Я серьезно. Они – ничто. Они…
– Они бы изнасиловали меня, Патрик. Это точно. – Она взглянула на меня, губы стали подергиваться и вдруг на мгновение застыли в каком-то
