конечно.
Шахта, в которую мы погружались под клацанье невидимых шестерен, делалась все глубже. То, что было раньше плитами пола, оказалось плоскими верхушками четырехугольных колонн. Кровать-крокодил теперь нависала над нами – казалось, мы смотрим снизу на огромную морду древней рептилии. Плиты пола образовали что-то вроде ведущей вверх лестницы – по ней еще можно было вернуться к бархатным зубам.
Софи поглядела на часы.
– Пропасть… – сказала она басом. – О, если бы я мог просто забыться навек в этой бездне… Но мне уготовано иное…
Прошла еще пара секунд, потом что-то булькнуло, и на самой низкой плите пола стала собираться темная лужа. Жидкость быстро поднималась – и скоро затопила несколько плит. Она была красной. Темно-красной.
– Зачем он это придумал? – спросил я.
– Дракула говорил, что его унижает необходимость предкоитальной лжи. И старался свести к минимуму все, как он выражался, лицемерные мелодрамы.
– Вот таким образом? – спросил я, кивнув на красную лужу, постепенно поднимающуюся к нашим ногам. – А не слишком хлопотно?
– Если ради одного случая, да. Но у него все было поставлено на поток. Он эксплуатировал созданный им романтический ореол многие десятилетия. Если не века. Его итальянские и греческие приключения когда-то вдохновили Джона Полидори на первый значимый образ сексуально активного вампира-аристократа. Многие сегодня понимают это как аллегорию британского колониализма, но действительность куда проще…
Я вспомнил стихи из школы. Это был один из тех редких случаев, когда я твердо знал, кто написал запомнившиеся мне строчки.
– «Британской музы небылицы тревожат сон отроковицы. И стал теперь ее кумир или задумчивый вампир, или…» Кто-то там еще, – сказал я. – Пушкин.
– Вот видишь, даже до ваших сугробов докатилось. Дракула старался не отходить от образа без крайней нужды. Плащ с красной изнанкой, накладные, извиняюсь за выражение, клыки – все это ввел в моду именно он. Цинично, конечно. Однако работало лучше, чем все сегодняшние методики пикапа.
Я вспомнил, как мой учитель Локи определял «пикап» – «совокупность подлых ухваток и циничных хитростей, принятых среди нищебродов, не способных или не желающих честно расплатиться с женщиной за секс». Но вслух этого я, конечно, не сказал. Вместо этого я спросил:
– Почему женщины попадаются на такое?
– Женское сердце само ищет возможности обмануться, – вздохнула Софи. – Поэтому обмануть его совсем нетрудно.
Между тем красная краска поднималась все ближе к нашим ногам. Выглядело это и правда мрачно.
– По-моему, – сказал я, – тебе пора что-то пробасить.
Она поглядела на часы.
– Темное море возмездия, – заговорила она басом, – вот-вот сомкнется над моей головой. Погибель заслужена мной в полной мере, и я не ропщу… Как жаль, милое дитя, что ты разделишь мою судьбу…
Я молчал.
– Тут
