мужчина, несколько отрезвляло, но боль, которая растекалась теперь уже по всему телу заставляла мое стеснение заткнуться и сидеть не высовываяся.
Казалось, что время, пока мужчина дошел до лаборатории тянулось бесконечно. Бесконечно долго.
– Лия, – он открыл дверь и, как я понимаю, ему предстала явно не та картина которую он ожидал увидеть: начиная от полуголой меня, заканчивая зельем разлитым по всевозможным поверхностям. – Боги, что случилось?
– Помогите… – сказала я сквозь слезы. Тело бил озноб. Руки не слушались. Он подлетел ко мне, но хватать за оголенные участки не стал. Сначала визуально отметил степень полученных травм, и только после этого приподнял меня за талию так, чтобы при движении не задевать обожжённые участки кожи.
– Где аптечка? – спросил он, после того как посадил меня на диван в гостиной.
– В лаборатории, в верхнем ящике. Там большой крест нарисован, – сказала я, стуча зубами. Тонкая шелковая поддева больше открывала, чем скрывала, а кружевные панталончики были последней частью гардероба, на которую я могла бы возложить функцию по моему обогреву.
– Нашел! – в комнату вновь стремительно вошел Эдриан, а я поежилась от ветерка созданного им при открытии дверей. – Как Вы так умудрились?
Мужчина присел на диван рядом со мной и взял одну обожженную руку на которой уже вздулись волдыри. Глупых вопросов из разряда «Почему сами себя не вылечили?» он, к счастью, не задавал. Из глаз катились слезы, пока он обрабатывал мазью руку. Зубы стучали об зубы. Знобило и, наверное, я находилась в полузабытие, потому что очнулась, только когда мужчина отпустил первую пострадавшую конечность.
– Удачно я к вам зашел, – сказал Эдриан, видимо когда мое сознание в очередной раз попыталось ретироваться с поля боя. – Такие виды и все для меня. – Видимо он понял, что задел не самую приятную тему, потому скинул с себя жакет и набросил мне на плечи, согревая и хоть чуть-чуть прикрывая. – Что хоть готовили? – когда я проигнорировала выпад, спросил Эдриан.
– Микстуру в аптеку, – сказала я честно, и громко вдохнула через плотно сжатые зубы, когда мужчина сильней чем нужно сжал руку.
– Травмоопасное это занятие – зельеварение. Зря смеялись над девчонками-зельеварами в академии, – сказал он, чтобы хоть как-то меня развеселить. – А почему ты решила стать зельеваром? – спросил он, подходя к месту, где волдыри уже начали лопаться.
– Это наследственное, – преодолевая боль, сказала я. – Моя бабушка была магистром зельеварения. Наверное я выбрала эту стезю, потому что это у меня в крови. Мне нравится возиться рядом с котелком. И, можешь не верить, но это – первая травма за восемь лет.
– А что было восемь лет назад? – спросил он, аккуратно обмазывая руку.
– Пати Гирлбор столкнула на меня свой котелок, когда я проходила к магистру первой сдать зелье от поноса. Все обошлось, но маленький шрам все равно остался, –
