их быстро, без лишних проволочек, Ляля об этом позаботилась. Бледное лицо мужа стояло у нее перед глазами день и ночь.
«Надо было простить, надо было простить, как же я теперь без него?» – спрашивала она себя, успокаивала, ругала.
Все кончилось слишком стремительно; а как еще заканчивается счастье? Только так; раз – и нет ничего, и никогда не было, и никогда не будет уже.
Мойка, Юсуповский, поцелуй – Ляля помнила каждый день, каждую мелочь. Первый сентябрь рука об руку. Руки у Мати были, как у пианиста или художника; он и был пианистом, странным, смешным, любимым. Серьезный взгляд, растерянная улыбка, теплое дыхание – она помнила все.
– У тебя такие красивые пальцы, Мати, – сказала она ему однажды, – тебе нужно носить какое-нибудь кольцо.
– Только если твое, обручальное, – ответил он ей тогда, а через полгода они поженились.
Как он вообще познакомился с той, с другой? Что их связало, как это случилось? Ляля не спросила – она не хотела знать. Или хотела – но боялась.
Они играли дуэтом – и в жизни, и в музыке, и в любви.
– Вечно ты ноты длинные недодерживаешь, торопишься все куда-то, – смеялся он, а она его целовала.
С кем она теперь играть будет? А он – с кем? И в жизни, и в музыке, и в любви?..
Конечно, Ляля старалась. Отдавалась работе, встречалась с друзьями, курила даже немножко – все, как всегда. Только потом приходила в пустую, чужую, съемную квартиру, ложилась на постель. С мамой жить не заладилось. Мама ей это замужество не простила, а теперь не простила развод.
«Надо было его простить, надо было», – думала Ляля.
Мати звонил ей раза два после развода. Ляля не ответила, а звонить сама потом не решилась.
Они любили читать друг другу вслух. Вечером, часов в девять, они садились за стол друг напротив друга – и читали по очереди. Мати так увлекался иногда, забывал о времени, а она смотрела него, смотрела – черные кудри, увлеченный взгляд и обручальное кольцо на пальце.
– Я вовек его не сниму, – сказал он ей в день свадьбы.
– А если мы…
– Ляля, ты что, даже не думай! Никогда такого не будет, обещаешь?
– Никогда, – повторила она за ним. – Обещаю.
Теперь с трудом верилось в то, что они пообещали друг другу когда-то. Что они вообще встречались, любили – развелись.
Через пару месяцев после ей позвонила Люда, подруга юности.
– Я в городе на пару дней, увидимся?
– Увидимся, – согласилась Ляля.
Была суббота, и делать ей все равно было нечего. С Мати они постоянно занимались чем-то – делами, музыкой, любовью, а без него даже музыка, казалось, отвернулась от нее.
«Простить надо было, Ляля», – говорила ей музыка.
– Как у вас с Мати дела? Как он себя чувствует? – спросила Люда.
– Не знаю, – Ляля пожала плечами. – Мы недавно развелись.
Второй раз она произнесла это вслух; сначала – маме, теперь
