заглянула! – слышит она знакомый голос, входит на кухню, видит бабушку, хлопочущую у плиты. – Гренки будешь?
– Буду, – автоматически говорит Тася и спохватывается, что надо было бы и ей что-нибудь с собой принести.
– Проходи, садись… – Бабушка кладёт на блюдце кусочек чёрного хлеба, обжаренного в масле, наливает чай. Так вот он чей, Тасин чайник со свистком, который она нашла в тумбочке на балконе.
– Симону видела?
– Нет…
– Куда ж она подевалась-то? У тебя время есть?
– Н-не знаю… наверное, есть…
– Вот и хорошо.
Тася аккуратно присаживается за стол, точь-в-точь такой, какой стоит у неё на кухне.
– А вы правда моя прабабушка?
– Ну конечно же, иначе зачем бы нам встречаться?
– Не знаю… просто всё так странно… А почему я никогда о вас не слышала?
– Совсем-совсем не слышала?
– Совсем.
– Это, наверное, к лучшему… А то бы они такого про меня наговорили…
– Кто?
– Бабушка твоя, например.
– Баба Вера? Она очень хорошая, она ни про кого не говорит плохо.
– Да, повезло тебе с бабушкой.
– А почему вы с ней расстались?
– Это долгая история… Она была очень способная, поехала в Москву учиться, поступила в институт…
– И что потом?
– Потом… познакомилась там с каким-то корейцем. Говорила, учёный, приехал для обмена опытом. Ну и обменялся с ней… этим самым опытом. Она же дурочка была молоденькая, влюбилась в него… А он поматросил да и бросил её. Уехал в свою Корею. К жене и детишкам.
– А почему вы не разрешили ей вернуться?
– Я не разрешила?! – бабушка удивлённо смотрит на неё. – Ну не разрешила… – вздыхает, – А ты откуда знаешь?
– Я… читала письма.
– Эх, сколько раз собиралась их выбросить, да рука не поднялась. Значит, ты нашла письма?
– Да.
Повисло тягостное молчание. Потом бабушка Рина спросила:
– Я ужасно поступила, да?
– Не знаю…
– Я знаю – выглядит ужасно. Тяжко ей пришлось. Я помогала, как могла… Но она сама так решила. И ведь выкрутилась?
– Да.
– Она жива ещё? Ну в твоём времени она жива?
– Да.
– Это хорошо… Ты понимаешь, тут же нас все знают… знали… Как людям в глаза смотреть, если девка «нагуляла»? Да ещё кого! Китайчонка эдакого! – старушка всё больше распалялась, пытаясь оправдаться.
– Кореянку, – поправила её Тася, – притом наполовину русскую.
– Какая разница?! По лицу-то сразу видно!
– Ну и что? – спросила Тася, чьё лицо не сильно отличалось от маминого.
– То, что позор это, позор на весь город.
– Моя
