с рыбой-то будет? Жалко, пропадает ведь добро! – тоскливо толковали матросы. – Слышь, Паганель. Ты бы сходил, студент, в рубку. Пусть хоть старпом скажет, что делать.
Старпом Сава Кондратьевич был вполне свой мужик. Сам из старинной поморской фамилии, прошел он путь от матроса до старшего штурмана. Поднявшись по трапу, я подошел к входу в штурманскую рубку. И тут я услышал нечто…
На борту нагло свистели, и не где-нибудь, а на капитанском мостике. Причем свист был мастерски виртуозным. Тут следует пояснить. Свист на бортах парусных кораблей флота российского, еще со времен его отца-основателя Петра Великого, был занятием строго регламентированным. По приказу старшего офицера в штиль главный боцман высвистывал серебряным свистком попутный ветер. Бездумное же насвистывание, могущее вызвать нежеланный и опасный шторм, строжайше каралось. Я шагнул через комингс, высокий порог штурманской рубки. Посреди рубки торчала долговязая фигура краснолицего майора.
– Прифьет, как дала? – покончив с художественным свистом, дружелюбно поинтересовался норвежец,
Я замялся с ответом, несколько опешив от столь пристального интереса к моей гипотетической интимной жизни. Не дождавшись обратной связи, майор поманил меня указательным пальцем изящной не по телосложению руки. Я с опаской приблизился. Офицер стоял напротив донного эхолота. В полумраке рубки работающий прибор освещал наши лица зеленовато-фосфорическим светом. Размеренные звуки посылаемого на дно моря эхо-сигнала, ранее казавшиеся мне уютно-убаюкивающими, теперь более всего напоминали работу кардиографа в больничном отделении реанимации. Я осторожно покосился на своего визави. В таинственном полумраке затемненной рубки он отчего-то напомнил мне немёртвого-носферату, легендарного графа Дракулу из недавно прочитанного, с трудом выпрошенного на одну ночь романа Брэма Стокера. Мне вдруг примерещилось, что я каким-то образом оказался в том самом месте книги, где оголодавший граф, покинув где-то посреди глухого океана уютный гробик, аристократически изящно расправляется с экипажем корабля. Я невольно вздрогнул, почувствовав, как чужая рука мягко легла мне на плечо. Неожиданно тихим, приятным баритоном норвежец запел:
– We all live in a yellow submarine. Yellow submarine. Yellow submarine.
Я узнал мелодию, которую насвистывал этот не чтящий российские морские традиции иноземный флотский майор. Это был один из незабываемых хитов легендарной четвёрки «Битлз». «Желтая подводная лодка».
Норвежец, тихо посмеиваясь, тыкал пальцем в подсвеченную панель эхолота. Меня наконец осенило. Всё это время его развлекал небольшой, из зелёного светонакопителя силуэт подводной лодки, плавно покачивающийся на освещенном экране совсем не военного радиоприбора. Наверно, его позабавило это проявление пресловутого «советского милитаризма» в рубке мирного промыслового судна…
Чем обернётся для экипажа «Жуковска» непринуждённое веселье этого рыжего
