зря, – обратился старпом к боцману.
Полиглот Устиныч начал издалека. Его английский был странен и пространен. В своей тяге к интеллектуальным вершинам Бронислав не обошел языкознания и при этом не искал легких путей…
Друзь изучал английский язык, пытаясь переводить и заучивать оригиналы из какой-то антологии британских поэтов XVI – XVIII веков. Кажется, это было антикварное издание тысяча восемьсот… лохматого года. Память у боцмана, как у человека, всю жизнь что-либо изучавшего, была отменной. И он шпарил оттуда, как считал к месту, целыми стихотворными кусками по-староанглийски, да ещё и с «калужским» акцентом…
Простой вопрос «что делать с уловом?» наша жертва самообразования излагал минут несколько. Из его абракадабры с некоторой вероятностью просвечивало что-то вроде:
«Позвольте не продлить мне втуне ожидание. Ответа вашего в немом томленье жду…»
И наконец, о рыбе: «Безмолвный житель вод нас ныне озаботил».
Потрясенный норвежец впал в интеллектуальный ступор.
– Are you crazy?11 – хриплым шепотом вопросил он престарелого вундеркинда.
В этом месте я почувствовал назревшую необходимость вмешаться. Пренебрегая субординацией, не спросив начальства, я обратился к рыжему майору:
– I’m sorry, what to do with the catch? – В смысле, что делать с уловом.
Норвежец радостно-удовлетворенно воздел руки, вроде как: ну наконец-то!
– All that you would like to, – ответил он. Делайте, мол, что хотите. Затем покосился на боцмана, криво усмехнулся и добавил: – Only it doesn’t keep people away from. Lean fish get away with crazy. – Мол, только англомана боцмана не привлекайте к этой работе, а не то рыба в свой последний час еще и рехнется…
Часом позднее нашёл я моего доброго приятеля под полубаком, восседавшим с миной оскорблённого достоинства на бухте нового швартовного троса. Лучший боцман мурманского рыбфлота терзался вселенской печалью. Я же стал каяться за свою инициативу с переводом.
– Да я тебя не виню, – с горечью молвил боцман. – Наши-то русаки, что с них взять?! Народ смышленый, но не развитый. Но этот! Ведь офицер королевский, видно же – граф, белая кость, дворянчик… и на тебе! Заладил своё: ай донт андестенд, их нихт ферштейн, йай фуштур икке12. Я же к нему с респектом. На языке Шекспира и Бернса, понимаешь, а он: крэйзи, крэйзи!
В то время как наш уязвлённый усатый полиглот удалился к себе в каптёрку под полубак, ваш покорный слуга был оперативно произведен начальством в штатные толмачи, то бишь – в переводчики. Мой английский, мягко говоря, оставлял желать… Я выезжал на нескольких десятках типичных и специальных морских фраз и выражений, вызубренных в мореходке. Не обладая и близко особыми способностями, такими, к примеру, как у боцмана, Шекспира и Бернса, особенно в оригинале, я изучать опасался. Тем не менее с моей помощью наладилась какая-никакая коммуникация.
Ты сумасшедший? (англ.)
Ай донт андестенд, их нихт ферштейн, йай фуштур икке – «Я не понимаю» – соответственно по-английски, по-немецки и по-норвежски.
