считал, что ему следует торопиться, хотя и по иной причине: впереди лежал далекий и трудный путь – надо было успеть совершить его до зимы, столь суровой в тех диких северных краях, по которым предстояло ехать.
Нелегко переступить последний рубеж, за которым уже не увидишь родного лица, а вся прошлая, привычная жизнь превратится в перевернутую страницу книги, от которой трудно ожидать счастливого конца… Ночь после разговора с сестрой Василий провел почти без сна, а за утренним завтраком хмуро, но решительно объявил, что на следующий день покидает Пронск.
– Ну что же, – промолвил старый князь, – тебе виднее. Куда едешь, о том не спрашиваю: так оно будет лучше и для тебя, и для меня. Сам ведаешь, при хане Узбеке головы русских князей не очень крепко держатся на плечах. Однако, коли нужна тебе в чем-либо моя помощь – говори. Сделаю все, как для родного сына.
– Спаси тебя Господь, Александр Михайлович, – ответил Василий. – Мне ничего не надобно. Только вот дружинников, со мною приехавших, да и тех, что еще подъедут, будь ласков, прикажи принять к себе на службу. Это всё люди испытанные, и тебе они будут вельми полезны.
– Не только приму их всех, но еще сочту, что это ты мне услужил, а не я тебе. Нам добрые вои и верные люди всегда надобны. Будем все же уповать на то, что не навеки они здесь останутся, а вскорости возвратятся к тебе в Карачев, где, даст Бог, восстановишь ты законные свои права. Ну, а сейчас, не обессудь, должен тебя покинуть: сегодня у нас вторник, а в этот день седмицы я всегда самолично вершу суд над моими подданными, кои приговоры своих господ и старост считают несправедливыми либо просто хотят идти судиться ко мне. Коли любопытно тебе сие видеть, велю и для тебя на крыльце кресло поставить.
– Сделай такую милость, княже. Рад буду у тебя поучиться. Я своих людей тоже иной раз сам судил, но только так, от случая к случаю, и особого дня для того не имел. А ты как судишь – по своим уложениям али по ромейскому судебнику?
– Ну, по ромейскому судебнику пусть судят те, у кого людей слишком много, – усмехнулся Александр Михайлович. – Ведь у греков, тако же как у латынян и у немцев, за всякую безделицу вешают, секут головы либо четвертуют, а уж кто отделался отрезанным носом или усеченной рукой, тот может почитать себя удачником. На нас греки глядят сверху вниз, да только, брат, шалишь: я уж лучше без их учености проживу, но подданных своих ни изничтожать, ни увечить не стану! Суд вершу по «Правде Русской», сложенной Ярославом Мудрым, да по «Уложению» князя Владимира Мономаха, а еще того боле – по собственному своему разумению. И за всю свою жизнь, благодарение Господу, ни одного человека смертию не казнил. Батогов и то даю нечасто. Ну да пойдем, сейчас сам увидишь.
Глава 30
Бог ста в сборе с Богом, посреде же Бог и рассудит, есть бо судить крепок, праведен и терпелив. Богови единому есть оправляти и осуждати.
Выйдя с князем Пронским на крыльцо, Василий увидел
