Взгляд изнутри! – куражился Апыхтин.
– Как же художник проник...
– А он и не проникал! Творческое воплощение анатомических атласов! И богатое, но испорченное воображение!
Перед приходом Апыхтина Алла Петровна распахнула окна, отбросила в стороны шторы, и в кабинет свободно втекал свежий утренний воздух. Апыхтин опустился в мягкое кожаное кресло, положил руки на стол и замер на какое-то время. И тут же, словно вспомнив о чем-то главном, о чем мог и забыть, быстро набрал номер.
– Катя? Ты меня узнаешь?
– А ты кто? – По голосу он чувствовал, что жена улыбается, и ему радостно было представлять себе ее улыбку.
– Я вот о чем подумал... Надо бы нам, прежде чем отправиться в бухту Афродиты, все-таки заскочить на Троодос... Там монахи местного монастыря обалденные столы накрывают...
– Да, лучше начать с Троодоса, – согласилась Катя.
– А в Иерусалим и к египетским пирамидам мы в конце смотаемся, там паром ходит... Прямо из Лимасола и рванем, не возражаешь?
– На обед котлеты с тушеной капустой. Не возражаешь?
– Знаешь, я сейчас и подъеду! Гори он синим огнем, этот банк, заседания, совещания...
– Вовка засел за изучение карты Кипра.
– Это хорошо.
– К двум часам все будет готово.
– Пока. Целую.
Апыхтин положил трубку – в кабинет уже входили его заместители: Басаргин, Цыкин и Осецкий. Рядом с ним они казались почти одинаковыми – мелковатыми, даже какими-то незначительными. Но это мог заметить только новый, посторонний человек, друг с другом все четверо вели себя одинаково легко и раскованно, как люди, давно знакомые и связанные общим делом.
Если все-таки попытаться найти различия между ними, то можно сказать, что Осецкий был порывист и нетерпелив. Цыкин больше молчал, улыбался и на общих сборищах в кабинете Апыхтина всегда находил себе какое-нибудь развлечение – газетой шуршал, листал календарь с красотками, знакомился с устройством ручки или же, воспользовавшись тем, что все отвлеклись, успевал куда-то позвонить.
А вот Басаргин был подчеркнуто деловит, задавал умные вопросы, внимательно выслушивал всех, склонив голову набок и сдвинув к переносице тощеватые свои бровки.
Все они чувствовали себя банкирами и в самом деле были банкирами, а потому одевались изысканно и дорого. Но опыта носить хорошие вещи у них не было. Частенько новые костюмы оказывались какими-то бестолковыми: то маловаты, то великоваты, да и туфли не сразу удавалось купить те, что нужно, – то вишневые притащат в дом, то подошва неприлично толста. Неожиданно разбогатев, они мучительно продирались к своему образу, к своей одежде, к той жизни, которая была бы для них естественной и необременительной.
– Что ты сегодня с утра о кредите молол? – спросил Апыхтин у Басаргина.
– Никаких кредитов! Все понял, осознал, проникся! – Басаргин дурашливо вытянулся, прижав
