Я буду стоять напротив вас, молодого, красивого, талантливого, и трепетно ловить кадром каждое ваше движение и каждое ваше слово. И передавать его на пульт нашего агентства, которое, если что, великолепно наложит свой текст на мое изображение. Это в случае, если вы недостаточно энергично будете вылизывать эрогенные зоны Братьям, инструкторам, Комитету по Встрече и советам на местах шершавым языком публицистики. А я, как вы верно только что заметили, снимал Севастополь в момент, извините, Встречи и был одним из двадцати четырех, случайно уцелевших к концу первой недели Контакта. И это я тоже снимал…
– И это вы смотрите по вечерам у себя дома, поставив портреты своего деда-вахмистра и отца-режиссера рядом с собой на диван и нацепив себе на грудь значок Пострадальца третьей степени… – Женя налил себе в стакан водки, грамм сто пятьдесят, и залпом выпил. – И не нужно мне про эрогенные зоны Братьев, а то я вам в морду дам, несмотря на значок за Пострадальство и возраст.
Генрих Францевич побарабанил пальцами по столику, задумчиво глядя в окно.
Деревья подступили к самой колее и неслись сплошной стеной мимо вагона.
– А вы знаете, – спросил Женя, поставив стакан, – почему в районе Территорий железная дорога стала единственным наземным средством сообщения?
Генрих Францевич продолжал рассматривать деревья за окном. Жене стало совсем грустно. И противно.
– Ну, не сердитесь, – попросил Касеев. – Я вас прошу… Я сказал глупость… и гадость. И можете дать мне в рожу, если хотите.
Генрих Францевич неодобрительно покосился на Касеева.
– Вот вам мое лицо. – Касеев наклонился через столик. – Обе щеки.
Генрих Францевич посмотрел на свою руку и задумался.
– Бейте, не жалейте, – зажмурившись, сказал Касеев. – Хуже не будет. У меня вчера вечером зарезали материал о проституции на Территориях.
Генрих Францевич молча плеснул в стаканы из бутылки, один стакан подвинул Касееву.
– Не чокаясь, – напомнил Женя.
Выпили. Закусили салом.
– Хор-рошее сало, – похвалил Женя.
– Родственники из-под Харькова шлют.
– Тяжело им там, наверное, столицей вместо Киева. – Женька сделал себе бутерброд и съел.
– Какого Киева? – переспросил Генрих Францевич. – А что, был какой-то Киев?
– Ну, типа да… Мать городов почему-то русских… Рожал города в Украине и подбрасывал в Россию. А что? – Щеки Касеева, как обычно после выпитого, покраснели.
– И что, по-вашему, там произошло? – осведомился Генрих Францевич.
– Приблизительно то же, что и с Севастополем, Владивостоком, Вашингтоном и еще с полутора десятками городов по всей Земле. А что?
– Вы, Женя, историю читали? В смысле последний Учебник истории? У меня внучка учит – весьма забавное чтение. Киев, чтобы вы себе представили, эхо Чернобыля. Тамошние оставшиеся реакторы были взорваны зарвавшимися оборонцами, не въехавшими
