от русской истории сюжет.
Чаадаев упрекнул Погодина в том, что тот не принял во внимание новые данные, введенные в оборот неким французским историком:«… теперь один француз открыл или нашел где то в летописях что руские участвовали в Крестовых походах». Нам не удалось установить, на какого француза и какую летопись ссылался Чаадаев; впрочем, общий контекст историографии крестовых походов позволяет уловить смысл, который Чаадаев мог вкладывать в свою реплику.
Заявление о том, что «руские участвовали в Крестовых походах», должно было звучать в 1839 году парадоксально и довольно провокационно. Крестовые походы интерпретировались в двойном смысловом регистре: не только как священная война с мусульманами за Гроб Господень, но и как столкновение католических и православных государств – стран Запада и Византии (прежде всего в 1204 году)24. Возможно, ассоциацией между «русскими» и крестовыми походами Чаадаев завуалировано продолжал полемику с теми, кто положительно оценивал духовное и политическое преемство Руси от восточной христианской империи: взятие и разграбление крестоносцами Константинополя таким образом становилось как бы и делом рук русских. Сказать точно, подчеркивал ли Чаадаев именно этот аспект проблемы, трудно, поскольку единственным источником информации в данном случае являются слова О.С. Аксаковой, мало осведомленной в тонкостях историографии крестовых походов.
Очевидно, впрочем, другое: своим утверждением Чаадаев вступал в полемику с доминировавшим тогда в России и Европе взглядом о непричастности Руси к событиям на Ближнем Востоке в XI–XIII веках. Упоминания о союзе русских князей с крестовым воинством чрезвычайно редки. В России подобное предположение, не подтвержденное документально и основанное на «Хождении игумена Даниила», высказал во 2-м томе «Истории государства Российского» Н.М. Карамзин: «Достойно замечания, что многие знатные Киевляне и Новгородцы находились тогда в Иерусалиме. Алексей Комнин, без сомнения, приглашал и Россиян действовать против общих врагов Христианства; отечество наше имело собственных: но, вероятно, сие обстоятельство не мешало некоторым витязям Российским искать опасностей и славы под знаменами Крестового воинства»25. Однако впоследствии русские историки были склонны отвергать возможность подобного взаимодействия. К точке зрения Погодина можно добавить позицию Н.А. Полевого.
В своей «Истории русского народа» он отказывался от подробного рассказа о крестовых походах, мотивируя свое решение отдаленностью этого сюжета от исторических коллизий, связанных с Русью: «Не исчисляем здесь следствий Крестовых походов, и того, какие частные обстоятельства споспешествовали им: следствий потому, что в начале ХIII-го столетии они еще не были явны; частных обстоятельств потому, что они не касаются Истории Русского народа. <… > Вера, законы, нравы, обычаи имели на Руси свою отдельную Историю, изменялись, жили сами собою, не по влиянию Европы»26. Тезис о дистанцированности России
