паломничества, приютом, тихой гаванью, бойцовским рингом…Чем угодно. Но не объектом недвижимости.
В надежде на то, что она умнее меня, я спросила:
–Зачем мне яхта, Юль?
–Чтобы вести судовой журнал, – лучезарно улыбнулась она.
–Какой еще журнал?
–Ту тетрадку, что была в конверте. Разве это не он? Дневник путешествий по морям и океанам.
Эта мысль не приходила мне в голову. Я посмотрела на нее с уважением. Но радости все же не почувствовала.
–Не парься, яхту уж точно можно продать без зазрения совести. И, поверь мне, эта посудина вполне может обеспечить тебя на ближайшие лет десять. А с твоим никудышным аппетитом и на все двадцать.
–Тебе не кажется это странным?
–Ты про все эти тайны и пляски вокруг завещания? Странность – немного не то понятие, в данном случае. Давид сидел на лекарствах, похоже, они дали о себе знать столь причудливым образом. Одни эти конверты чего стоят…
–Он был болен, но не безумен, – отрезала я. Юлька поникла.
Но тут же шустро подскочила и принялась заглядывать в кухонные шкафы. При этом хмурилась и вид имела очень деятельный.
–Может, я тебе подскажу, где искать?
Обернувшись, она ничуть не смутилась. Кивнула соглашаясь с тем, что так будет быстрее. Вытащила бокал с одной из полок и взглянув на него выразительно, сказала:
–Надо бы наполнить.
–Есть красное вино. Осталось от соуса. И коньяк.
–Для соуса?
–Для бессонницы.
–Вино. В нем ведь истина, не так ли?
–Скорее беда, – наполняя бокал из тонкого стекла красным как кровь напитком, заметила я.
На втором бокале Юлька вернулась из мира собственных мыслей ко мне. Сказала мерцая голубыми глазищами:
–Думай, что хочешь. Но я предпочту поверить в то, что Давид спятил, чем в то, что он поступил так с нами.
–Терновцов – выходец из семьи скромнейших инженеров. Все, чего он добился – исключительно его заслуга. И счастливый случай, конечно, тоже.
–Слушай, – поморщилась Юлька. – Не втирай. Я помню, что именно тебе он диктовал свою биографию, но мне пересказывать ее не надо.
–Не злись, – попросила я. – Мне ничуть не проще твоего.
Юлька посмотрела на меня внимательно и неожиданно расхохоталась. Громко, звонко, до слез. И от этого смеха мне стало жутко.
–Даже не сравнивай, – зло прошептала она. – Ты понятия не имеешь, каково это быть с ним и потерять. Тебе неведомо, что значит, быть его женщиной.
Она резко отвернулась и замолчала в досаде. Я тихо ждала, давая ей время усмирить вырвавшиеся чувства.
–Мне было двадцать шесть, когда я устроилась простым пиарщиком на киностудию, – заговорила она и голос ее чуть дрожал. – Через месяц после того, как он впервые увидел меня, мы стали любовниками. Родители были в шоке. Такая разница в возрасте…Мне было
