человеку сопутствует та или иная среда, – Алексей Петрович выбил о фарфоровую пепельницу потухшую курительную трубку и достал из кисета свежую щепотку табака. – Попомните мои слова, юноша, среда – штука полезная! Она, словно определённый состав воздуха, ласкает наши лёгкие, освежает ум, подбирает под нас плотность и давление. Мы этого, как правило, не ценим и погружаемся в параллельные среды, кто из любопытства, кто из страха перед собственным будущим. Повадки чужой среды вскоре убеждают нас в лицемерии ожидаемых преимуществ, и мы возвращаемся обратно. Возвращаемся, увы, с потерями. Однако, – Алексей Петрович замер в обворожительной улыбке, – бывают счастливые исключения!
Он долго раскуривал трубку, попыхивая и вдыхая носом первые ароматные дымы. Мне даже показалось, что наша беседа окончилась и я напрасно высиживаю хозяйское время на гостеприимном велюровом диване. Но вот жерло трубки разгорелось, Алексей Петрович протёр носовым платком испачканные в табаке руки и продолжил:
– Так и я, задумал сменить благополучие городского очкарика на обычаи «милой старины», пожить пару дней без интегралов за утренней чашечкой кофе и без рюмки «Путинки» перед обедом в университетской столовой. Короче, сменить привычную среду обитания на иную – шершавую, гулкую, росистую. И, что греха таить, мне это удалось! Вы, конечно, возразите: результат эксперимента опровергает мою же теорию. Да, опровергает. Но опровергает диалектически. Да-да, юноша, диалектика сильнее нас! А теперь слушайте.
Жила в старой деревеньке Колосово на краю глухого Мещерского болота женщина. По выходным дням ездила она торговать ягодой на Егорьевский рынок.
Как-то я оказался по делам в этом непримечательном городке. Зашёл на рынок поглядеть, чем торгуют. На рядах разговорился со статной торговкой. Видная, величавая, она вела речь умно и просто. Более всего приглянулись мне её глаза – голубые, как бирюза. Познакомились. Я, шутя, взял адрес. Переписывались какое-то время, потом реже, потом и вовсе перестали.
Шли годы. Время от времени мне как разумному человеку приходилось испытывать так называемые периоды размытых смыслов. Хлопотное, скажу вам, юноша, состояние! Этакий коктейль из безразличия, бессилия и тягостного ничегонепонимания. Плывёшь по волнам времени, как записная бутылка, брошенная за борт. Родной корабль утонул, а чужой – когда ещё встретится…
В период очередного внутреннего нестроения вспомнил я о моей милой эпистолярной «подружке». Дай, думаю, напрошусь в гости. Может, подскажет что, посоветует, как быть.
Написал письмо и, не дожидаясь ответа, отправился на автовокзал, примет – не примет. Купил билет, подарки, сел в роскошный автобус «Москва – Касимов», и покатила меня судьба в заповедный край Мещера́, на паустовские охотничьи угодья да к есенинским журавлям!
Место досталось у окошка. Так я в него четыре часа без перерыва до самой Рязанской области глядел, всё Россию наблюдал. Почитай, первый раз от того давнего егорьевского дня случилось мне смотреть на Родину не с университетского балкона.
Попомните
