он плохо слышит, и люди старались говорить громче, но, поговорив минуту-другую, тоже начинали говорить тише и медленнее. Если бы не посох да не бородка взлохмаченная, то можно было бы подумать, что идет подросток – такого он был росточку. Всегда в любую погоду носил на голове шапку, снимал ее, когда здоровался и входил в хату или в хлев да там, где собирался спать, а на ногах лапти в онучах, портки и свитка с перекинутыми через плечи двумя холщовыми сумами, а на шее висел карман, где иногда помещалась деньга. В деревне он долго не задерживался, брел от двора до двора, так и обходил всю деревню. Брал хлеб, выпивал квас или воду, раз в неделю ел горячую пищу и шел дальше.
В деревне, куда добрался Анисим, перед морозами многие болели, в таких дворах он задерживался на день, а то и два, а во дворе старосты ночевал три, там болела старшая дочь и на поправку пока не шла. Анисим находился возле нее не отходя, как начинали доить коров и до самого темна, и почти ничего не ел, только пил воду. От морозов трещали бревна дома, выли собаки, услышав волчий вой недалеко от деревни. Поутру Анисим попросил горячего кипятка с хлебом, молча сидя на скамье у печи, съел его, поблагодарил хозяйку, поклонился ей и, ничего больше не сказав, засобирался в дорогу. Вышел за ворота деревни. Мела поземка, санная дорога во многих местах переметена снегом, но ветер дул в спину, и Анисим шел быстрее обычного.
Хворь дочери старосты не проходила, а стала одолевать Анисима, и под утро, открыв глаза, он услышал тихий шепот, который до него доносился обычно в ночи: «Тебе надо уходить». Анисим поступал по велению идущего откуда-то шепота, и на этот раз, проснувшись и вспомнив те слова, он поспешил покинуть двор старосты и деревню. У него не было ни тревоги, ни обеспокоенности от зимнего ненастья и предстоящей дороги, а шел подгоняемый ветром по заснеженной дороге, согретый выпитым кипятком и со своими думами. Он не прикидывал, сколько ему идти, когда он придет и куда приведет эта дорога. Вошел в лес, и ветра нет, и как бы мороз послабее, а ноги несут, не сбавляя хода, куда-то спешат они сейчас, надо за ними поспешать, так развожжает себе Анисим. Дышится легко и ненапряжно, оттого идти весело. «И куда тебе спешить надо?» – задает себе вопрос Анисим и знай дальше идет. Можно было уже и кусочек хлебушка присохшего пожевать, только не останавливаются ноги. Вышел Анисим с поворота дороги, и открылась перед ним картина жуткая. На обочине возле двух сосен снег красный от крови, сани перевернуты и лежат три загрызенные лошади. Анисим сразу определил, чья это работа. Только где же люди, кто правил этими несчастными санями? Кинулся он к ним, а ближе к лошадям лежит истерзанный человек, а дальше еще один, большая стая здесь пир себе устроила и на всех хватило для пира еды. Чуть позади саней лежит кибитка на боку, зарытая в снегу, туда и побрел Анисим. Закрытая она оказалась, стал он ее открывать, как ни силился, а не получалось отворить ее. Шорох там послышался Анисиму или дыхание,
