утомленная дорогой, тоже не была склонной к разговорам и желала побыстрее оказаться в покое, она увидела знакомый сад, заулыбалась и нараспев произнесла:
– Ой, как хорошо, мы уже подъезжаем.
Антонина Зиновьевна слушала управляющего, стоя возле стола, и часто его перебивала словами: «Это мы послушаем с тобой, Катенька, потом, правда, Катенька?» – как бы обращаясь к дочери, которая сидела на старом кресле, поджав ноги. Катя кивала, бросая взгляды то на мать, то на управляющего, за которым стоял безучастно Парамон. Управляющий умолк и уставился на барыню. Антонина Зиновьевна отошла от стола, взяв с собой большой казенный лист, остановилась, приподняв голову, отчего она стала строже и выше, и заговорила, скрывая волнение:
– У нас произошли большие изменения. Вольной грамотой, подписанной самим Государем, Парамон его высочайшим повелением освобождается от рекрутской службы и становится вольным, вот эта грамота, – и она развернула ее, как бы призывая всех удостовериться в правдивости ее слов.
И Катя, и Парамон, и управляющий с трепетом стали смотреть на казенную бумагу, которую держала Антонина Зиновьевна. Торжественность и важность момента нарушил Парамон, он вдруг изменился в лице, плечи его сжались, и он громко вскрикнул, испугав присутствующих:
– Барыня, барыня, помилуйте меня, а как же я теперь, куда я? – и осекся, все с испугом смотрели на Парамона. Кате он показался каким-то маленьким, жалким и несчастным. Парамону виделась картина, что он уезжает в деревню, где ожидают его мать и отец, о которых он почти не вспоминал. Антонина Зиновьевна опустила руку с грамотой и тихо произнесла:
– Ты, Парамон, стал вольным и можешь убыть куда захочешь, а мы тебе не велим покидать наш дом, тебе здесь место найдется, – и замолчала, тяжело дыша, видно, ей эти слова дались с трудом.
– Ты как скажешь, Катенька, пусть остается Парамон у нас, если ему угодно? Он так много сделал для нас, правда, Катенька? – и развела руки, раскрыв ладони.
Дочь вскочила с кресла и подбежала к матери со словами:
– Правда маменька, правда, – и обняла ее.
У Парамона мрачные картины в голове сменились чем-то радужным, к нему возвращалась сила, наполняя все его клеточки, как вешние воды наполняют ручьи и реки. Он увидел распростертые руки барыни, и дальше произошло невообразимое: он шагнул к Антонине Зиновьевне, взял ее руку и, встав на колено, припал губами к ее ладони, которая чуть вздрогнула. Тонкий женский запах бурей пронесся по всему телу Парамона, опрокинув все запреты, данные им на службе, в висках стучало: «Это то, чего ты так хотел и жаждал». Антонина Зиновьевна замерла, у нее на миг закрылись глаза, она почувствовала, что все вокруг поплыло, и ей показалось, что она падает. Рука ее оставалась лежать в руках Парамона, и это не давало ей упасть.
– Маменька,
