Каждый год мы теряем больше миллиона человек…Это как на фронтах Великой Отечественной!!
– Мы все сдохнем! – загудела толпа.
– Кремлёвские упыри кровь из нас выпьют!!
– Почему церковь не ополчается на сатанинскую власть? Когда погонит её подлую крестом?!
– Почему позволяет кремлёвским бесам – безбожникам стоять в храме со свечой и иконой на великий соблазн людям?
Отец Аристарх поднял руку. Дождался тишины. Густая борода, серебристые усы излучали сияние. Он был властен и в тоже время кроток. Добр и одновременно непреклонен. Молод и библейски стар.
– В храме всегда бесов больше. Они слетаются в Божий храм, чтобы осквернить его и испакостить. Такое уже случалось в нашей истории…Смутные времена. Вот и теперь на Русь пришли бесы. Предстоит ужасная, последняя схватка, и нам всем не уклониться: ни священнику, ни политику, ни военному. – Отец Аристарх посмотрел на Танкаева, задержал на нём взор. – Нам всем придётся претерпеть за Россию, придётся пострадать за наш многонациональный народ! Но не надо отчаиваться. Потерпим братья и сёстры! Соберёмся с силами – отче смотрел уже на другие лица страждущих прихожан. – Ибо кого любит Всевышний, тому Он и даёт пострадать!
* * *
«Ждать» и «терпеть»? – Танкаев скрежетнул зубом, отрицательно покачал головой. – Снова «ждать» и «терпеть»… – Он закурил новую сигарету. – Ну уж нет! Время не ждёт… Да и нет у меня времени, не осталось. Я буду действовать. Делать, что должно и пусть будет, как будет.
Поигрывая жевлаками, глотая дым, он одиноко шёл по неоновой, размалёванной, как продажная шлюха, вечерней Москве. Злость и отчаянье душили его горло.
Он теперь стоял у Садового кольца с видом на Китай город и подавленно смотрел, как юная, миниатюрная проститутка, с готовностью засеменила на высоченных каблуках-шпильках к подъехавшему авто. Наклоняясь, отклячила свою общёлкнутую кожаной юбчонкой задницу, кокетливо задрала вверх согнутую ножку и заглянула в салон чёрного «мерседеса»; оттуда кто-то улыбаясь, по-хозяйски оглядывал её, заставлял повернуться и так и сяк, приглашал взмахом руки.
Рядом медленно прокатил, заслонив «мерседес», высокий толстолобый «джип». Припарковался поблизости. Танкаев почувствовал, как пахнуло из приоткрытой дверцы вкусным табаком и запахом искусственной кожи.
Танкаев отвлёкся от созерцания мерцающего шоссе. На мгновение «мерседес» и «джип» слились в его сознании воедино, и он тут же забыл о них, отвлечённый множеством мелких деталей, окружавших его, раздражавших и причинявших страдание. Право дело, – он не искал, не наслаждался этим страданием. Оно само, точно крадливая тень, преследовала его. Вечерами, после трудового дня, он имел обыкновение совершать пешие прогулки. Ходил по Москве и внутренняя горечь сама находила его. Переживал унижения, на которые был обречён советский народ, казнил себя за бессилие и немощь. В прошлом: бесстрашный командир-фронтовик,
