государя!
– Погоди ты спасать, вон ведь их сколько, зарубят тебя как муху на лету! Лучше пока спрятаться, – рассудительно произнес Морозявкин, и невзирая на сопротивление графа, схватил его за руку и потащил в какой-то боковой проход.
Между тем Зубовы и Беннигсен и прочие их люди, ведомые плац-адъютантом замка капитаном Аргамаковым, прекрасно знавшим все пути во дворце по долгу своей службы, уже миновали гвардейцев во дворе, которым приказали не поднимать тревогу их собственные командиры. Часовому, стоявшему на посту в коридоре у иконы, Зубов лично заехал саблей по голове, так что тот был нейтрализован, гусар, дежуривший в комнатах, получил то же угощение – ему отрубили руку. Пустив первую кровь, злодеи отправились далее. Наконец перед смутьянами встал последний редут – императорская спальня.
– А кто это стучится, а? – вопросил камердинер сонным голосом из глубины прихожей. – Мы только спать легли и огни загасили.
– Эка вы спать здоровы! А разве не знаете, что уже шесть часов утра и я обязан доложить государю о состоянии полка? Часы у вас встали что ли? Так позовите мастера починить их, а сейчас отпирайте! – произнес капитан Аргамаков нравоучительно.
На свою беду камердинер открыл двери, и заговорщики не преминули этим воспользоваться, тут же ворвавшись в помещение. Однако у них возникла маленькая заминка, так как услышав истошные крики камер-лакеев князь Зубов в последний момент струхнул и уже хотел было дать деру. Однако же генерал Беннигсен, как человек военный и решительный, к тому же ганноверец, грозно сказа ему что метаться уже поздно.
– Сам же нас сюда привел, а теперь значит назад? Твои советы слушать, так мы все погибнем. Жребий брошен – вперед, на штурм! – с этими словами Беннигсен ворвался в спальню к несчастному императору, который, услышав крики, уже вскочил и попытался было отпереть двери в покои императрицы Марии Феодоровны, позабыв с перепугу что сам же их и заколотил. Спрятавшись от отчаяния за портьерой, он стал ожидать своей участи.
Меж тем ворвавшиеся в спальню заговорщики не найдя государя в постели несколько растерялись.
– Эге, кажется птичка упорхнула, I’oiseau s’est envolé! – объявил Платон Зубов, не увидев искомого.
– Выражайтесь по-русски, князь, когда речь идет о судьбе России! – сказал ему на это Беннигсен, временно позабыв про свое саксонское происхождение. – Ежели императрица проснется и придет устраивать комедию – вытащите вон эту бабу. Постель теплая, ваша птичка недалече. Зажгите больше свечей, мы его найдем. Кстати, чьи это ботфорты выглядывают из-под портьеры?
Описывать дальнейшие события тяжко всякому, кто имеет в душе хоть каплю сострадания к монархической идее в несчастной России. В мгновение ока Павла достали из-за портьеры и извлекли на свет божий, на который впрочем ему было страшно смотреть.
– Пора отрекаться, государь! – Зубов произнес эти слова почти весело и достал из кармана бумагу. – Вот акт отречения – извольте подписать!
– Да
