самим не подохнуть с такими делами.
– Лучше запрягайте, а то хуже будет, – прикрикнула Лизонька.
– Власть ваша… – отвечали они печально, но не запрягали, и даже конь у них не валялся.
Напрасно Лесистратова говорила, что видит под ними, разбойниками, на три метра вглубь – упрямые крестьяне стояли на своем и не желали с него сходить. Тогда она приказала собрать всех у амбара и решила раздать им господских хлеб, надеясь так купить их расположение. Однако толпа угрюмо молчала.
– Да понимаете ли вы что есть приказ, и царский, и мой личный – весь народ отправить и с неприятелем не оставаться. А кто останется – тот царю изменник! Неужто хотите под англичанами жить, они же все нетрадиционные!
– Что ж нам, бросить все? Нет нашего согласия! Мы тебя конечно жалеем, но на это пойтить не могем. Давай уж сама, одна езжай! – раздавалось в толпе с разных сторон, и на всех крестьянских физиономиях нарисовалось выражение озлобленной решительности.
– Ну верно до вас не доходит никак – я ж вас буду кормить, поселю где-нибудь, а здесь англичанин разорит свежие могилы ваших отцов, сдерет с трупов все ценное! – сказала Лесистратова запальчиво.
– Нету на наших отцах ничего ценного, чай не князья, без орденов в гробы ложились! – закричали в толпе. – Не надо нам ни хлеба твоего, ни тебя самой! Вишь ловкая какая – дома значит разори, да за ней в кабалу ступай, за какой-то кус хлеба с барского броса, как собакам!
Лесистратова, видя что окружена сплошь изменниками и куркулями, проявлявшими странную толерантность к англичанам, уже и не знала что ей делать. На ее счастье недалеко оказался сам граф Г., который, сопровождаемый только что вернувшимся из плена Морозявкиным, и парой знакомых гусар, поехал разузнать нет ли в деревнях поблизости сена для лошадей и симпатичных девок для личного состава.
Имение Волосатые холмы находилось как раз между неприятельскими армиями, и туда мог въехать как русский арьергард, так и британский авангард. Ротмистр Андрей Севастьянович, которого граф по свойски звал Севастьянычем, как заботливый командир желал раздобыть там еще и провиант.
Граф Г. и Вольдемар в этот осенний погожий день пребывали в самом веселом расположении духа, несмотря на весь трагизм положения русской армии и империи в целом. Морозявкин все-таки протрепался о своей встрече с Веллингтоном, и теперь все его подкалывали, и спрашивали правда ли Нельсон одноглазый как Кутузов, и кто из английских генералов симпатичнее и мужественнее – сухопутный герой Веллингтон или же морской волк Горацио, несмотря на свои увечья. Иногда все пускались вперегонки, пробуя лошадей.
Морозявкин утверждал, что на своем английском жеребце, как он называл дохлую клячу, он всех бы мигом обогнал, да только не хотел их срамить. Граф Г. и знать не знал, чья это была деревня. Наконец они подъехали к амбару, где все еще стояла толпа. Некоторые мужики стали драть шапки, а другие и вовсе тупо глазели на приехавших господ, не собираясь
