ваятель прямо с вокзала отправился делать эскизы к предстоящему шедевру.
Хитроумный Остап вывел на помост в качестве лошади-натурщика – меня.
– Коля Остен-Бакен, милый, не подведи, – шепнул командор и наградил меня стартовым пинком.
Я резво и проворно – то ли рысью, то ли галопом продефилировал мимо изумленного маэстро, старательно отбивая всеми четырьмя конечностями маршевый такт.
– Что же вы, уважаемый, не начинаете? – спросил Остап с укоризной в голосе. – Мы хорошо заплатим!
– Но… – сказал скульптор и тяжело опустил руки.
Я исполнил эту не совсем четкую команду и увеличил темп.
– Но! – опрометчиво повторил ваятель.
Ящики затрещали и начали угрожающее крениться.
– Голос! – приказал Остап.
Я сильно и вдохновенно заржал.
– Предсмертная мука, – объяснил Остап. – Прощание с родными и близкими.
Я повалился на спину и конвульсивно задергался, пуская обильную слюну.
– Так вы будете увековечивать скотину? Торопитесь, скоро отдаст концы.
– Я… Я…
– А что, вы видите здесь другого лепилу?
– Но натура… – ваятель попробовал урезонить разошедшегося юнца.
– Да, вы правы, видок у коняги затрапезный, и порода подкачала – всего лишь остен-бакенская. Грива, увы, потеряна в сражении с блохами, а хвост сам отвалился по неизвестной науке причине, копыта же украдены цыганами…
– Хва-а-а-а-тит! – завопила уязвленная знаменитость. – За такое издевательство я и копейки не возьму!
– И правильно сделаете, – сказал Остап строго вслед спешавщему на вокзал разгневанному творцу.
Еще не успел поезд отчалить от платформы, как столичный лепила был публично обвинен в срыве исполнения бронзового заказа и присвоении денег. Закончил Остап разоблачение убедительной просьбой не связываться с проходимцем, так как тот, по верным сведениям, имел дядю – сенатора, тетю фрейлину двора Его Величества – и двоюродного брата – жандармского генерала.
До сих пор иногда ржу ночами, когда бессонница…
А любительский спектакль по «Гамлету» Шекспира Вильяма!
Трагикомедия!
Я-то думал, что Остап ничего лучше, чем вульгарная продажа входных билетов, не смострячит.
– Зачем оскорблять лучшие чувства почтенной публики, Коля ты Остен-Бакен? – сказал Остап, раскрывая солидный фолиант. – Идея в другом… Уверен: никто в нашем городе – да и во всей великой империи, включая обе столицы, – не играл принца датского в истинно классическом варианте.
– Это как? – спросил, я берясь за третье пирожное из дюжины презентованных мне расщедрившимся юным комбинатором.
– Я тут обнаружил вопиющий факт… Гамлет у почтенного Шекспира безобразно толст
