и хвоей роща, лаская ростками папоротников и мягким мхом. День сменялся днём, год сменялся годом, век сменялся веком. Лишь стареющая чащоба, шёпот лесных обитателей и мельчающее чёрное солнце.
Солнце. В какой-то миг оно вспыхнуло нестерпимо и замерло совсем близко, подобно ярчайшей лучине, зажжённой в избе. Но свет был холодным, неживым.
– Егор Олегович, – ворвался в мой сон голос, слышанный раньше.
Хотя, не сильно-то я и слушал голоса тех, кого предстояло убить.
– Да, – ответил тому ещё один.
– Что нам с ним делать? – этот был полон беспокойства, словно поймали медведя живьём и не знали, что с ним делать.
– Пусть сначала в чувство придёт. Самые базовые знания современного языка я ему вложил и вшил в его биополе интерактивный справочник, но он без практики – пустое место.
– А получится? Это же экспериментальная технология, ну, крепить служебных фантомов к простым людям.
– Вот и посмотрим.
Я лежал и слушал. Почему-то для меня это было очень-очень важно. Да, важно, но сон не хотел отпускать, подсовывая вместо яви свои образы.
Голоса стали приглушёнными и далёкими, как гомон летящего на юг птичьего косяка, а яркий свет, режущий глаза, превратился в горсть углей на ладонях. Они пылали столь сильно, что были белыми. Даже в кузнечном горниле не имелось столь жаркого пламени. Но в то же время оно не обжигало моих рук. И с этим огнём в дланях я стоял на присыпанной снегом поляне и смотрел на вырванные из мрака сонные берёзы, на нахохлившиеся в ожидании весны ели, на замершую в недоумении нечисть, на розовые от крови сугробы. А передо мной была хозяйка этого леса, нагая, бесконечно прекрасная и печальная. Дева сняла с головы венок из подснежников, глянула на меня глазами, пылающими чистейшей зеленью, и подошла ближе. Она возложила мне на голову сей венок, обняла и прошептала на самое ухо: «Твоё проклятие сна беспробудного исполнено, Ярополк. Тебе пора проснуться. Тебе пора к людям. Иди и искупи свои грехи до конца. Иди, но не забывай нас».
Дева подарила долгий, пахнущий можжевельником и полный бескрайней горечи поцелуй, а затем сделала шаг назад и кивком показала мне за спину. Я опустил глаза на сжатые в ладонях угли, а потом обернулся. На краю поляны стояла полуземлянка с приоткрытой дверью. Из всех её щелей бил такой же яркий свет, что источали угли в моих руках. А угли вдруг вспыхнули сильнее молнии в ночную грозу и погасли, став горстью серебряных монет и заморскими висюльками. Я посильнее сжал своё сокровище, выпрямился и решительно шагнул на свет землянки.
Мягкая сила заставила меня пройти внутрь, где ходили две безликие тени. Одна тень, молодая, худая, сутулая, с большими, как у совы глазами, сидела на скамье за столом и перебирала грамоты, а вторая, средних лет, невысокая, со светлой головой, источающая немалую чародейскую мощь, ходила по землянке и пила горячий травяной отвар из баклажки.
Первого звали Никита, а второго – Егор Олегович.
Сила
