странно…
– Не, – наморщив носик, она замотала головой, – он просто весь насквозь правильный, а никакой не маньяк. Он даже когда… ну… это самое… ну вы понимаете? – для бывшей вокзальной побродяжки, а ныне рыночной ларечницы Лера демонстрировала удивительную стеснительность. – Ну так никаких извращений, ничего вообще… такого. Ну как пишут или в кино даже показывают – ну там на полу или в ванной, или чтоб связывать или еще как-то эдак. Только в кровати, при выключенном свете, при задернутых шторах. Ляжет сверху, две минуты – и готово. Даже не запыхается.
Этот Кащеев – тот еще персонаж, бормотала Арина, размашисто шагая от кафешки, где угощала Леру пирожными и горячим шоколадом, к автобусной остановке. Вот только, осадила она сама себя, быть «тем еще персонажем» – не преступление. Ну взгляд у него тяжелый, а характер – и того хуже. И что? Почему Соня от супруга погуливала – в любом смысле этого слова – теперь понятно. От такого, пожалуй, загуляешь. Вот только тщательнее выбирать надо было – с кем «загуливать». Глядишь, и мальчик бы сейчас был жив.
Но зачем Кащеев к ней после съемок подошел? И зачем дожидался ее у следственного комитета?
И в дом пустил. Почему? Зачем? Чтобы поглядеть своим тяжелым взглядом?
Мать Кащеева оказалась высокой сухопарой особой неопределенного возраста – желтоватая кожа туго обтягивала скулы и подбородок, вокруг плотно сжатых тонких губ ни одной морщинки – не то ей сорок, не то семьдесят, не то все сто пятьдесят, не поймешь. Правда, раз сыну ее за сорок, значит, матери уж точно в районе семидесяти. Но как сохранилась! Сохранилась, да. Сохранность мумии. Точно. Вот мумию-то она и напоминала. Хороша семейка: сын – доисторический ящер с ртутно-тяжелым взглядом, мать и вовсе мумия.
– Чего вам надо? – угрюмо буркнула мумия.
– Просто поговорить, – миролюбиво улыбнулась Арина.
– Чего там говорить, вот еще! Из газеты, что ли? – тонкие губы искривила не то презрительная, не то возмущенная гримаса. – Пошла вон!
– Вообще-то я следователь.
– И что теперь? В ножки вам кланяться? – удостоверение не произвело на мумию никакого впечатления. – Соньку, шалаву, упустили, а теперь давай заново разговоры разговаривать? Все, проехали, до свиданья.
Она попыталась закрыть дверь, но Арина уперлась в створку плечом:
– Вам все равно? Это же внук ваш все-таки…
– Да какой он мне внук! – сухое безвозрастное лицо исказилось гневной гримасой. – Сонька, шалава, нагуляла от кого-то, а нам ее отродье кормить и растить? Сдох и ладно, жалко только, что ее вместе с ее хахалем тоже не закатали. Тьфу!
– Зинаида Серафимовна, вы сына в честь своего отца назвали?
На сухом костлявом лице гнев сменился недоумением, почти оторопью. Как если бы женщина, к примеру, рубила дрова, а кряжистое полено вдруг заговорило с ней человеческим голосом – прямо из-под топора.
– Ну. Положено старшего сына в честь деда называть. И по святцам так выходило. Тебе зачем знать?
