холод проникал под одежду, забирался внутрь. А над городом, подобно тонкому савану, повис серый туман.
Господи, как же много жертв! Причем, как правило, молодые женщины – хорошенькие и не очень, простушки и кокетки, те, чья жизнь полная чаша, и те, у кого не осталось даже капли надежды выбраться из скудного бытия. И все как одна сломаны и изуродованы, словно куклы, а потом выброшены за ненадобностью, как будто их жизнь не стоила даже ломаного гроша.
– Надеюсь, вы не слишком привязаны к этому костюму, – сказал Ковач, подходя к нему, и вытащил из пачки сигарету «Салем» с ментолом.
Куинн посмотрел на себя. Он отдавал себе отчет в том, что запахом смерти пропитана теперь каждая ниточка его одежды.
– Профессиональный риск. Не было времени переодеться.
– Вот и у меня то же самое. Мои жены сходили с ума.
– Жены… их у вас несколько?
– Две, но не сразу, а одна за другой. Сами знаете, как бывает – работа и все такое. Моя вторая супруга называла мою одежду – любую, в которой я выезжал на место убийства или на вскрытие, – трупной. Потом заставляла меня переодеваться в гараже. Не знаю, что она после с ней делала – может, сжигала, или выкидывала на помойку, или что еще. Но одно знаю точно – она никогда не давала надеть ее во второй раз. Впрочем, нет. У нее имелась специальная коробка, она набивала ее и несла в магазин подержанных вещей. Потому что, по ее словам, это были еще вполне приличные вещи. – Ковач задумчиво покачал головой. – Выходит, что малоимущие граждане нашего города расхаживали в одежде, источающей запах смерти. А все из-за моей жены. Кстати, а вы женаты?
Куинн покачал головой.
– В разводе?
– Да, но это была давно.
Так давно, что поспешная попытка создать семью превратилась в нечто похожее на полузабытый сон. Вспоминать его было сродни тому, как если бы поддать ногой горстку пепла и разворошить внутри себя старую боль, досаду и сожаление, которые за долгие годы успели остыть. Причем душевные раны болели острее, стоило ему подумать о Кейт.
– Да тут все сплошь и рядом разведенные. Работа такая.
С этими словами Ковач предложил Куинну сигарету, но тот оказался.
– Черт, даже во рту все провоняло, – пожаловался он, глубоко затягиваясь никотином и смолами, после чего неторопливо выдохнул дым, и тот, колечками скатившись с его языка, растворился в холодном тумане. – Как вы думаете, это Джиллиан Бондюран?
– Может, она, а может, и нет. Этот сукин сын сделал все, чтобы лишить нас отпечатков пальцев.
– Тогда зачем он оставил рядом с трупом ее водительские права? А что, если он поймал эту Бондюран, а потом, сообразив, кто она такая, решил придержать, в надежде получить выкуп? – размышлял вслух Ковач. – А затем он поймал еще одну женщину, прикончил ее и оставил рядом с телом права Бондюран. Как бы намек папаше, что будет с его дочкой, если тот не раскошелится… – Ковач задумчиво прищурился, как будто прокручивая в голове эту теорию. – Нет, конечно, никакого требования выкупа не
