ночь я просыпался раз двадцать-тридцать. Было тяжело…
Вечером ко мне приехал Владимир Викторович Макаров, заместитель руководителя администрации президента:
– Напишите еще одно заявление об отставке.
Перед его приездом, кстати, позвонил Бордюжа, попросил сделать то же самое. И еще звонил Путин. Путин был, конечно, в курсе всех шантажных дел и вообще в курсе игры, которую вела «семья», держал соответственно равнение на Кремлевский холм, и сказал:
– В печати уже появилось сообщение насчет пленки… Это стало известным, Юрий Ильич, увы… Говорят, что на меня также есть такая же пленка.
В общем, он подталкивал к мысли: чем раньше я уйду, тем будет лучше. И вообще будет меньше шума… Звонки Бордюжи и Путина были этакой предварительной артиллерийской обработкой, которая всегда проводится перед всяким наступлением, а с появлением Макарова я понял: наступление началось!
Я сказал Макарову:
– Членов Совета Федерации я знаю хорошо: к ним придется идти и объясняться. Заочно они меня не отпустят. В Совете Федерации народ сидит серьезный… Заявление я писать больше не буду.
Честно говоря, именно в тот момент я твердо решил бороться. Бороться до конца: ну почему я должен уступать этим номенклатурным искривленцам? Ведь не я нарушаю закон, а они… Они! Все-таки я юрист, и не самый последний юрист в России… Неужели меня эта публика сломает?
Утром мне сказали, что по телефону меня разыскивает Строев.
Раз разыскивает, значит – припекло. Да и зол я был на него в ту минуту… Попросил передать, что я нахожусь на процедурах, и ушел на эти самые процедуры.
В этот же день, следующий после голосования, губернатор Магаданской области Цветков вновь поднял вопрос о моей отставке: чего, мол, человека поднимать с постели и вызывать на заседание? Он болеет и пусть себе болеет… Давайте удовлетворим его заявление, освободим, и – дело с концом.
Но Совет Федерации не пошел на поводу у Цветкова, в голосовании ему было отказано.
Начался этап изнурительной, тяжелой, длительной борьбы. Как ни уговаривал меня Макаров написать второе заявление об отставке, так я его и не написал.
Газетная атака
Когда лежишь в больнице, когда свободного времени не счесть, можно хорошенько обмыспить и собственные поступки, и собственную деятельность, и собственные планы с рабочими «сюжетами».
Конечно же, разговор об отставке был начат не сейчас и не в кабинете Бордюжи – он, судя по всему, произошел на Кремлевском холме еще в 1998 году, в декабре.
В декабре 1998-го у меня должна была состояться встреча с Ельциным, я к ней готовился, – и, вполне возможно, там бы зашел вопрос и о моей отставке, – но вскоре мне объявили, что встреча в декабре не состоится, президент срочно ложится в больницу.
Поскольку я уже физически ощущал, как сгущаются тучи над моей головой, это сообщение я воспринял с облегчением.
В январе ко мне пришел Хапсироков… Кто такой Хапсироков?
