жжёной вагонкой и покрыты лаком. Выше – кремовые обои без излишних украшений. К стенкам же прилеплены записки, календарики, но это не раздражало. На обоих окошках – кашпо с ухоженными цветочками. Письменные столы – большие и нового уже образца, в меру завалены бумагами, уложенными в корытца и аккуратные стопочки. В углу – журчащий холодильник «Самсунг», на каждом столе – телефон и компьютер. В комнате была ещё одна дверь, в которую Рыжая вышла за водой для кофе. Вот и она.
Рыжая засыпала молотый кофе, залила воду и включила стандартный офисный кофейник. «Одна минутка, и будет готово», – сказала она, и как-то неловко повернулась на высоких каблуках, потеряв равновесие. Я поспешил на помощи и подхватил её. Коротенький пиджачок лимонного цвета смешно задрался вверх в противоположном моим рукам направлении, которые, пытаясь поддержать Рыжую, скользнули вниз и опять-таки случайно оказались на том месте, где им быть совсем не полагалось, уже на незащищенном одеждой теле. И задержались там также чуть дольше, чем того требовали обстоятельства и приличия.
Ощущение необыкновенной упругости усиливалось прикосновением её совершенных форм к моей груди. И во мне что-то повернулось. Я с трудом удержался, оторвал Рыжую от себя и поставил на пол. Потом я уже осознал, что это прикосновение стало искоркой, пронзившей нас обоих. Рыжая не оттолкнула меня, а лишь машинально поправила сбившуюся одежду и свалившуюся почти миниатюрную туфельку и совершенно невозмутимо произнесла:
– Спасибо, а вот и кофе готов.
В некотором смущении мы выпили по чашечке ароматного кофе, и минут через пять распрощались. Но я почувствовал по слабому пожатию её руки, утонувшей в моей, что это так просто не закончится. И вечером думал о Рыжей, и, хотя нужно было позвонить Наталье, рука не тянулась к телефону.
Несколько дней были исключительно тяжёлыми. Приходилось много работать, и я возвращался домой, как выжатый лимон. Успевал что-то перехватить, потом допоздна сидел с конспектами и еле доползал до не собираемого дивана. И всё шло своим чередом. С Рыжей мы о том эпизоде не вспоминали, однако я заметил перемену в её голосе. Ко всему прочему, мы боялись встречаться взглядами. Боже мой, – думал я, неужели одного почти случайного прикосновения достаточно? Но давил себя, как клопа, не имея наглости посягнуть на её жизнь. Однако грудь маленькой женщины запечатлелась на мне, и это не укладывалось в традиционную схему – знакомство, ухаживание, желание, любовь – секс. Конфетно-буфетный период отсутствовал.
В этот апрель я выкладывался на полную катушку. Что некоторым образом демпфировало мои переживания. Нам с Петровичем удалось ещё одно дельце, довольно-таки рисковое, и мой гонорар уже выразился весьма внушительной стопкой зелёных. Этот успех мы опять отметили в кафе, но без излишеств. Потом Петрович предложил поехать к его знакомым девушкам, расслабиться и снять стресс, но я нашёл
