и Веру.
– Барышне дурно, – прошептала по-французски Лиля.
Ее лицо было покрыто красными пятнами. Ей было стыдно за Веру.
На большой дороге у фонтана «Сахарная голова» стояла благоговейная тишина. Лошади, впряженные во множество колясок, одиночек, пар и троек, точно сознавая величие минуты, не шевелились. Кучера, ямщики и грумы сняли шапки и сидели неподвижно на козлах. Сквозь переплет темных ветвей неслось:
– «Царствуй на страх врагам!..»
Вера и графиня Лиля выбрались из толпы. К ним подошел среднего роста человек в несколько странном, точно не по нем сшитом костюме. Длинный сюртук, распахнутый на груди, и светло-серые брюки в коричневую клетку были от разных костюмов. Широкий ворот рубашки с опущенным вниз шарфом открывал бледную тощую шею, откуда росла светло-русая, не знавшая бритвы, мягкая, вьющаяся кольцами борода. Жидкие усы свисали к большому узкому рту. Редкие светлые волосы были небрежно причесаны на пробор. В нем было все, как сейчас же подумала графиня Лиля, не «comme il faut» и не для такого места. Не будь скандала с Верой, графиня Лиля не признала бы его. Но теперь она обрадовалась ему.
– Князь, – вполголоса окликнула она молодого человека, – как, и вы тут?..
– Как видите, Елизавета Николаевна.
– Вере дурно… Помогите мне.
– Но, Лиля, мне совсем не дурно… Просто мне все здесь стало вдруг до тошноты противно.
Князь Болотнев с удивлением посмотрел на девушку. Сзади неслось «ура». Требовали повторения гимна.
– Гимн!.. Гимн!.. – неслись голоса сквозь крики ура.
Снова грянул гимн…
Графиня Лиля, Вера и князь Болотнев вышли на узкую песчаную дорожку, шедшую от Монплезира вдоль берега залива. Справа плескало спокойное море. Вал за валом невысокая волна набегала на берег и с шипением разливалась по песку. Камыши тихо шептали. Слева стояли густые кусты. Сладкий запах цветущего жасмина сливался с запахом моря и кружил голову. Никого не было на дорожке. Весь народ теснился там, откуда доносились волнующие, мощные, плавные звуки прекрасного русского гимна[16].
– Ну, тут, кажется, нет ни жандармов, ни «гороховых пальто» и можно накрыть голову[17], – сказал князь, надевая помятый цилиндр – за такие «круглые» шляпы при Павле на гауптвахту сажали и в Сибирь ссылали… А нынче – liberte.
– Князь, зачем вы сюда приехали?.. Как вы сюда попали?..
– Вы хотите спросить, Елизавета Николаевна, как меня сюда пропустили?.. Я все-таки – князь… Я бывший – паж… И мне так легко было через моих товарищей получить нужный пропускной и притом «розовый» билет. Мы ведь ужасно как доверчивы… Да, впрочем, и я человек безобидный. Зла я никому не желаю. А приехал почему?.. И сам не знаю, почему и для чего. Люди едут, и я поехал. Должно быть, от скуки.
Теперь, по излишней словоохотливости князя, графиня Лиля с ужасом заметила,
…
