хоть лоб разбей, не будет по-другому! Ты решил – и хоть тресни! Я устала от твоей непробиваемости, Артем, невозможно так жить.
– Высказалась? А с тобой можно жить? Ты мне завтрак хоть раз приготовила?
– Ты заметил, что все в жизни измеряешь едой? И все разговоры в нашей семье сводятся к жрачке? А если Юлька у матери, то мы вообще можем не общаться с тобой? – сев на постели, я повернулась к мужу и накинула на плечи одеяло. – Ты посмотри, как ты сам относишься ко мне? Ты хоть раз поинтересовался, как у меня дела? Тебе вообще это интересно – выживу я или нет? – я вытерла с глаз слезы, накатывавшиеся всякий раз, когда речь заходила о моей болезни. – Что ты будешь делать, если я умру, ты об этом думал?
– Ну, понесла! – отмахнулся Артем. – Будешь теперь со своей дурью носиться, нашла новую отмазку!
Я подхватила одеяло и подушку и пошла в гостиную, устроилась спать на диване. Мне было обидно от его слов, можно подумать, что я нарочно заболела, это ведь не грипп или что-то в том же роде! Не хватало только фразы про то, что я сама во всем виновата.
Утром мы не разговаривали, старательно игнорируя друг друга, притихшая Юлька наскоро доедала йогурт, чтобы не навлечь на свою голову родительский гнев.
– Все? – спросил, глядя на нее, Артем. – Поехали, опоздаешь.
Юлька пулей полетела в прихожую, начиная одеваться.
– Ты забираешь? – бросил муж.
– Я не могу – у меня капельница в час, потом еще тридцать минут лежать надо.
– Хорошо, я заберу. Ты готова, красотуля? – это относилось уже к дочери, и та быстро закивала головой в красном беретике. – Поехали.
Юлька чмокнула меня в щеку, поправила ранец на спине и вышла из квартиры вслед за отцом. Я понаблюдала за ними из окна кухни, помахала дочери рукой и принялась мыть посуду. До обеда я успела немного убраться в квартире, приготовить ужин, постирать кое-что. В половине первого начала собираться в больницу, чувствуя, как подрагивают пальцы, и никак не удается мне ровно провести по веку черную стрелку.
Но все прошло гладко – я сама зарядила капельницу, спрятав в карман пустой флакончик из-под лекарства, легла в персоналке, Светка быстро и незаметно вкололась в вену и вышла, сказав, чтобы сама перекрыла, как закончится. Я все прислушивалась к себе, пытаясь определить, хуже мне или нет, но ощущений никаких не было, да и с чего бы? Убрав через полчаса иглу из вены, я попыталась встать и не смогла – закружилась голова и подкатила тошнота. Кое-как справившись с неприятным ощущением, я немного полежала на кушетке, потом унесла стойку в процедурный, попрощалась со Светкой до завтра и потихоньку пошла к выходу. В кармане запиликал мобильный, это оказался Даниил:
– Ты где?
– Домой иду, по лестнице спускаюсь.
– Стой на площадке, я сейчас! – велел он, отключаясь.
Я облокотилась на подоконник, но ждать не пришлось – Данька вылетел на площадку буквально тут же, схватил меня, вглядываясь в лицо:
– Тебе плохо, Машуня? Зеленая совсем… Тошнит?
– Да… – я
