его любимой могло стать хуже, отец не раздумывая, решил влезть в комнату через окно.
Мама называла это самой романтичной историей в их отношениях, не желая рассказывать, что было дальше. Лишь однажды, в порыве отчаяния, она, глядя мне в глаза, попросила, чтобы я не поступила так же легкомысленно и чтобы один поступок не перечеркнул всю мою жизнь.
Стук в дверь она услышала сквозь сон, поэтому решила, что это и есть сон. Спустя мгновение она проснулась и увидела в окне обеспокоенное лицо отца, державшегося за трубу, проходившую по стене у окна, и прижимавшего к груди алые розы. Он весь промок, на улице по-прежнему шел снег с дождем.
– Проснувшись, я увидела того, о ком был мой сон, поэтому не сразу поняла, что уже не сплю. Я смотрела на него и упивалась красотой его лица, глаз, наполненных светом любви. Он снова постучал в окно, и я вдруг осознала, что это не сон. Поспешно вскочив с кровати в одной ночной рубашке, я открыла окно и впустила отца в комнату, – рассказала мне как-то мама.
Он не смог оторвать взгляда от нее, такой нежной, ранимой и беззащитной. Она не смогла противостоять обаянию, вниманию, теплоте и напористости любимого мужчины. И они оба не смогли совладать с непреодолимым влечением двух любящих сердец, отдавшись во власть чувств.
Проснувшись рано утром в объятиях друг друга, они до конца осознали, что произошло. Мама расплакалась. Она, конечно же, не хотела, чтобы все было именно так. Более того, ей было только девятнадцать, и она еще не успела принять для себя окончательного решения по поводу их совместного будущего. Да, она любила отца, но, как и каждая женщина, хотела создать свое будущее на основе любви, доверия и уважения, а не на основе безысходности. Она чувствовала себя лишенной чего-то такого, что делало ее особенной, достойной, лучшей, что позволило бы ей принять самостоятельное и правильное решение на всю жизнь. Однако воспитание того времени не поощряло такого исхода, поэтому решение было принято само собой. В то же утро отец сделал ей предложение, и свадьбу назначили через месяц.
События того вечера изменили не только жизнь моей мамы. Отец осознал, что поспешил, но не только с тем, что произошло. Его версию этой истории я слышала в мельчайших деталях. Он, на пьяную голову, много раз рассказывал ее мне. Но, доходя до этого места, он всегда словно трезвел, и из глаз текли слезы. Были ли это слезы сожаления? Или раскаяния? Я не знала. Но вот слезы мамы после той ночи, и ее отчаяние зародили в нем сомнения в ее чувствах. А с ними пришли боль и обида, а позже гнев и злость.
– Она меня не любила, – говорил он иногда, заканчивая историю, – никогда не любила, понимаешь?.. Я видел ее взгляд тем утром, ее глаза, слезы… Она не любила меня… и сейчас не любит… А я любил… – почти рычал он.
Ему казалось, что она любила меньше, а порой что не любила вовсе. Ее нерешительность и замкнутость он посчитал отчужденностью и холодностью.
