рассматривая ручку генерала. – Вы угадали, так что рапорт об отставке подождет.
Ручка у генерала была самая что ни на есть дешевая и насквозь прозрачная, как официальная часть бюджета страны. А другую (ручку, а не страну) охрана просто бы не пропустила, любой «наворот» вполне мог вызвать отправку предмета на исследование.
– Вот, пожалуйста, – генерал закончил писать и передал папку собеседнику.
Президент прочел фамилии, озадаченно почесал затылок и призадумался. Пауза длилась, наверное, с минуту: генерал стоял рядом навытяжку и не смел прерывать затянувшееся молчание.
– А вы ничего не перепутали? – уточнил Президент, закончив размышлять.
– Могу представить все оперативные данные по этому списку, – отчеканил генерал. – Только прикажите.
– Понятно… – Президент обвел фамилию, стоявшую вверху списка, подчеркнул две следующие фамилии, напротив остальных поставил жирные галочки и присвистнул: – Ничего себе… Это же все – один клан! Трое «отцов» и добрая треть всего «дома»?
– Получается так, – подтвердил генерал.
– Генерал, а вы ведь тоже из этого клана! – проявил незаурядную осведомленность Президент. – Вы что же – самоубийца?!
– Бывают случаи… когда интересы государства становятся важнее клановых отношений.
– И сейчас как раз такой случай?
– Так точно.
Президент резко повернулся к генералу и принялся пристально, в упор его рассматривать, как будто какую-то невиданную диковину. Игорь Викторович глаза не прятал и ими не бегал, моргал редко и неторопливо, смотрел умело и печально, точно между бровями высокопоставленного собеседника. Колоссальная усталость и душевная опустошенность сейчас играла генералу на руку: какие бы ни болтали глупости про Президента, его пронзающий тяжелый взгляд был сродни огненному взору средневекового колдуна, или, что ближе нам, взгляду старого опытного волхва, видящего на семь саженей сквозь землю. То есть, если бы осталась в генерале какая-то невыгоревшая дотла суета, неотработанные страхи и душевные метания, все это наверняка сыграло бы против него: от этого беспощадного взгляда, казалось, не спасет даже мощная бункерная дверь.
Но сейчас перед Президентом стоял человек с дочиста выпотрошенной душой, который десять минут назад философски размышлял о собственной смерти – и не как о прихоти предрасположенной к суициду истерички, а скорее как о закономерном результате своей полезной для клана деятельности. И не было в нем буквально ничего такого, что могло бы опровергнуть простые и веские слова о преимуществе государственных интересов над всеми прочими мелочами. По крайней мере, Президент ничего такого не обнаружил.
– Знаете… я вам верю, – Президент перестал сканировать собеседника и тяжело вздохнул. – Но я боюсь ошибиться. Знаете ведь как говорят: «обжегшись на молоке – дуют водку».
– Я не просил назначать меня ВрИО председателя комиссии, – генерал не стал поправлять поговорку в интерпретации Президента: очень может быть, что это такая милая
