обрадовал, и Шарль неторопливо расседлал коня, налил ему свежей воды. А когда Ворон вдоволь напился, проверил его копыта и, взяв пучок соломы, принялся тщательно вытирать взмыленные бока.
Конь благодарно тыкался ему в плечо мягкими губами, а молодой человек водил неторопливо соломой по его крупу и всё пытался составить примерный план действий на остаток дня.
Сначала, конечно, он вернётся домой и напишет письмо Пьеру. Как и обещал. Потом придётся доложить о своём приезде де Тревилю, но в этом визите есть свой плюс, потому что по дороге можно будет отправить письмо брату. Пока ещё в отношении корреспонденции не начала действовать военная цензура.
Затем – улица Нёв-Монмартр. Баня, и только баня, какие бы поручения не вздумал дать ему капитан. Потому что за десять дней дороги Шарль так пропитался потом и пылью, что стал сам себе противен.
А вот после того, как он вернёт себе человеческий облик, можно будет отыскать Атоса, Портоса и Арамиса и пригласить их поужинать. А заодно выяснить последние новости о предполагаемой осаде Ла-Рошели. Ну и, напоследок, конечно, проверить караулы. Пусть мушкетёры видят, что их лейтенант вернулся, и не расслабляются.
Примерно как-то так.
Но потом гасконец вздохнул и прислонился к стойлу.
Стоп, сказал сам себе, ты опять лукавишь. Можно подумать, весь этот месяц и особенно по дороге обратно ты думал исключительно о караулах или об осаде дурацкой гугенотской крепости. Да ты даже о поручении кардинала забыл, хотя оно, как раз, может стоить тебе жизни.
Нет, ты думал о Жаке д’Эстурвиле – неужели и сейчас станешь оттягивать вашу встречу под какими-то смешными предлогами?
Нет, не стану, но может… уже и говорить не с кем?
Может, за этот месяц кадет действительно перевёлся в другой полк?
Или вообще уехал домой?
Нет, вряд ли.
Конечно, Шарль очень плохо знает мальчишку, но сам же рассказывал Пьеру, что упрямства и храбрости тому не занимать, а это значит…
Он ждёт моего возвращения, и нам всё равно придётся объясниться.
А я чертовски боюсь этого разговора.
Ладно, сказал себе лейтенант, возвращаясь к прерванному занятию, поживём-увидим. В конце концов, время до завтра ещё есть.
…
Однако Шарль снова ошибся.
Не успел он закончить с конским крупом и перейти к ногам, как двери конюшни распахнулись, и на пороге возник д’Эстурвиль – растрёпанный, без шляпы и в расстёгнутом камзоле.
– Д’Артаньян! – произнёс он, улыбаясь во весь рот. – Чёрт, вот как чувствовал, что застану вас именно здесь!
Гасконец выпрямился и медленно обернулся.
– Здравствуйте, – сказал, искренне надеясь, что его голос звучит ровно. – Вы караулили меня, что ли?
– Почти, – как Жак ни старался, а всё не мог согнать улыбку с лица. – Вы же на месяц уехали – это все знают. Вот я и подсчитал примерный день вашего возвращения…
Он
