было на стороне болгар. Причиной тому было не только и не столько чувство славянского братства; по историческим воспоминаниям, Православная Византия и греческий народ пользовались в России не меньшей любовью. Но было очевидно, что распря возгорелась из-за неправедных действий Фанара, стала реакцией болгар на фанариотское духовное иго, и львиная доля вины в происшедшем разделении ложилась на Константинополь. Знаменитый русский писатель Иван Аксаков утверждал: «Если болгары в учреждении Экзархата погрешили против буквы канонов, то греки, со своей стороны, погрешили против самого духа канонического учения, то есть против духа христианской любви и правды… Константинопольская Церковь должна была, конечно, в этом споре с болгарами явить истинно христианскую мудрость и не давать мертвящей букве торжествовать над животворящим духом. В том, в чем обвиняет Константинопольский Собор болгар (в филетизме, то есть во внесении племенного пристрастия в идею Церкви), провинился прежде всего сам Константинопольский Патриархат».
И даже с точки зрения буквы церковных канонов позиция Константинополя была далеко не бесспорна. Выдающийся русский богослов, митрополит Макарий (Булгаков; 1816–1882) писал:
«Греко-болгарский церковный вопрос и его решение – величайшая скорбь для всей Православной Церкви. Он слишком близко касался и греков, и болгар, слишком близко затрагивал интересы тех и других, во многом несходные, даже противоположные. Неудивительно, если обе стороны, а особенно греки, не сумели отнестись к нему с надлежащим спокойствием и справедливостью, не всегда удерживались при разрешении его от увлечений и крайностей и пришли, наконец, к такому печальному результату. А между тем, если бы понимать этот вопрос правильно, не затемнять, не искажать его намеренно и ненамеренно, если бы рассматривать его и обсуждать совершенно беспристрастно, – вопрос следовало бы решить совсем не так, как он решен, и можно было бы решить его к истинной радости всех православных сынов Церкви…
Болгары несколько веков пользовались законной церковной самостоятельностью и независимостью. Потом, в 1767 году, султан передал своим бератом болгарскую Охридскую Архиепископию в ведение Константинопольского Патриархата. Теперь, спустя сто лет, болгары пожелали восстановления своей церковной самостоятельности и просили султана, чтобы он возвратил ее им. Султан изъявил согласие и в феврале 1870 года издал даже фирман, объявляющий церковную независимость болгар, хотя и не в прежней степени.
А Патриарх сначала совершенно отвергал все требования болгар; потом показывал вид, что готов сделать им небольшие уступки; наконец, прямо протестовал против фирмана султанова и объявил болгар раскольниками. Но чем же основывается все право Патриархата над болгарами? Другого основания, по свидетельству истории, нет, кроме одного берата, или указа, которым султан подчинил болгар Патриарху. Теперь султан отменяет свой прежний берат
