– самое последнее дело, тем более, не составляло секрета стойкое отношение Ромина к официальному одобрению. И все же не сумел удержаться, то было свыше его возможностей. С кривой улыбкой, стыдясь своих слов, он сообщил о славном событии.
– Каков наш АИ! – воскликнул Ромин. – Он ухватил Саваофа за бороду!
– Сподобился… – Авенир Ильич изобразил недоумение.
– Ну что ж, – сказал Ромин, – с его бороды хоть шерсти клок… я тебя поздравляю. Авось это как-нибудь поспособствует твоим делишкам. Супруга рада?
– Не знаю, – сказал Авенир Ильич. – Да ладно… не бог весть какое дело…
Он уже мысленно клял себя за то, что не совладал с собою. Эту реакцию он предвидел. Другой не могло и быть. Смешно.
– Ты не обиделся на меня? – прищурился Ромин.
– Я? За что же?
– За недостаточный энтузиазм.
«Не чуток душой, да чуток ухом», – вздохнул про себя Авенир Ильич. Вслух же сказал:
– Я – не омфал.
– Что это за предмет? – спросил Ромин.
– Камень, на коем Аполлон убил змея Пифона.
– Скажи, Аполлон, не я ли сей обреченный змей?
– Не беспокойся. Речь не о змее, а об омфале, а он в переводе обозначает «пуп земли». Так вот, я себя таковым не считаю. Стало быть, ты меня не обидел.
– Очень рад, эрудированный собрат, – сказал Ромин. – Мне было бы неприятно, если б выяснилось, что ты задет. Просто мы членствуем в странном обществе – в нем важно не то, что ты написал, а то, что о тебе написали. Впрочем, если быть справедливым, эта проблема не так уж юна. Расстояние между «слыть» и «быть» – дистанция длиной в нашу жизнь. И только ли в нашу? Всей популяции. Есть учебник истории, и есть история. Это параллельные сферы.
«Хотел бы я знать, он понимает, что унижает меня каждым словом? Понимает и делает с удовольствием», – ответил себе Авенир Ильич. И все же заставил себя улыбнуться:
– Идея, на первый взгляд, недурна. Стоит того, чтоб ее развить. Но не спеши. Проведи с ней хоть ночь.
– Вот еще! – засмеялся Ромин. – Ночь с идеей! Похоже на онанизм.
Местом роминских чтений был избран подмосковный пансионат. Авенира Ильича попросили ждать у подъезда своего дома. Ровно в девять за ним и Розой Владимировной придет машина – он был недоволен, слишком рано, но ничего не сказал.
В девять, конечно, никто их не ждал, они стояли с дорожными сумками, Авенир Ильич нервничал и мрачнел.
Машина оказалась автобусом, который по пути подбирал всех остальных участников чтений – один из них несколько задержался.
Этот автобус окончательно вывел его из равновесия. Всегда и во всем одна безответственность, мелкий недостойный обман. Сказали, что повезут в машине, и вот заткнули в общий фургон, то задыхающийся при подъеме, то дребезжащий на
