с таким расчетом, чтоб не жалко было оставлять на дне, ежели зацепиться. Вручную-то поднимать такую тяжесть – замаешься, а механических якорных шпилей и воротов пока не изобрели.
Трюм открывали втроем – Бурцев, Жюль и Гаврила со своей универсальной отмычкой. Удар булавы – и сбитый замок летит в сторону. Люк откинут. Затихли все. Что ж, Ваше Величество, на выход…
В самом деле, королева вышла первой. Алиса Шампанская оказалась хрупкой женщиной средних лет и довольно привлекательной внешности. Худенькое скуластое лицо. Огромные карие глаза. Грустные, правда, – прегрустные. Волнистые темные волосы. Брови, изогнутые тонкой дугой. Только ранняя седина немного портила эту печальную красоту. И скорбно изогнутые губы. М-да, улыбалась титулованная особа не часто. По крайней мере, в последнее время. Зато держалась Алиса Шампанская с поистине королевским достоинством. Даже в перепачканном трюмной грязью платье.
Жюль и его матросы приветствовали госпожу, дружно опустившись на колено. В глазах капитана светились восторг и обожание. У Бурцева даже мелькнула мысль, что отнюдь не только верноподанический пыл заставлял Жюля рисковать своей и чужими жизнями. Блин! Да ведь этот усач влюблен в королеву без памяти! За Ее Величеством следовала скромная свита: пара испуганных придворных дам, мальчик-паж, несколько моряков из команды Жюля и трое хмурых израненных мужчин. Судя по наряду – знатные рыцари или бароны, до конца защищавшие свою госпожу и представлявшие для пиратов интерес с точки зрения получения выкупа.
Последним вышел крепкий коренастый араб.
– О! – удивлено выдохнул пан Освальд. – Сарацин!
Сарацин носил просторный халат, широкие штаны и добротные сапоги. Араб был уже в летах: благородная седина просвечивала в иссине-черной курчавой бороде, густо серебрила виски. На щеке виднелся старый шрам. Умные глаза смотрели прямо. Горделивая осанка выдавала человека, не привыкшего угодливо гнуть спину. Даже перед королевой.
Вот к этому-то сарацину и бросился вдруг Сыма Цзян. Бурангул, чуть помедлив, тоже шагнул к незнакомцу. Подошел и Дмитрий.
– Хабибулла! Твоя моя не узнавай! – китаец по давней своей привычке коверкал уже не русский – татарский. Вот только с чего он взял, что арабу знаком этот язык?
А араб язык степных кочевников знал. Араб улыбался. В густой бороде виднелись крупные крепкие зубы.
– Вай! Сыма Цзян?! Садык![8] Иптэш![9] И ты, Бурангул, тоже здесь?! И ты, Димитрий?! Вот так встреча! Салям алейкум!
– Алекума-саляма! Алекума-саляма! – маленький сухонький китаец аж подпрыгивал от радости и потешно, будто крыльями, размахивал руками. Бурангул скалился во весь рот. Дмитрий же попросту сгреб Хабибуллу в охапку и троекратно расцеловал по русскому обычаю.
Все присутствующие, включая королеву, ошарашенно пялились на происходящее. Бурцев ни
Прим: друг (арабск.)
Прим: друг (татарск.)
