рассказывал, а тут как-то вечером, электрика не было, он остался на вторую смену. Когда все механизмы вертятся, работают, делать в вечернюю смену особенно нечего, все подготовительно-заготовительные и ремонтные работы делаются днем. Сидя у костра они с Георгием и разговорились.
То было время «реабилитаций» виновных-невиновных, низвержений авторитетов. Двадцатый съезд, разоблачение культа Сталина, свобода мнений, свобода «болтовни» и самоутверждений вчерашних уголовников.
Георгий об этом и заговорил у костра – скоро свобода всем «политическим», вовсе они не предатели, не враги народа, скоро и вам, Вадим Сергеевич, наверное, придет постановление о реабилитации, – ну и еще что-то в том же духе.
– Наивные вы ребята, нонешнее поколение, всему-то вы верите, что вам рассказывают. Да было бы тебе известно, молодой человек, иным уголовникам и не снились те преступления, за что сидят политические. Я вот давно уже здесь, на Эльге, а что-то не помню, чтобы кого-то отпустили, помиловали. Сегодня вот много говорят, что лагерей скоро не будет. Может, и не будет лагерей, но только не потому, что нас, «зеков», выпустят. Подумай, если нас всех сегодня выпустить, чего мы там со своими обидами натворим? Если лагеря кому-то понадобится ликвидировать, то и нас ликвидируют вместе с лагерями! Уж это, как говорилось в старину, и к бабке не ходи!
– Но вот Вы-то сами, Вы же «политический»! Вас то за что посадили, не за анекдот же про Сталина?
– Что ты обо мне понимаешь, Георгий. Ну ладно, раз разговор такой пошел, теперь я уж старый, двадцать три года по лагерям «катаюсь», теперь уж мне за «болтовню» не добавят, расскажу, раз спрашиваешь. Так вот – я и есть настоящий убийца. Больше того, я загубил ребенка, собственную родную и любимую дочь. Да меня тогда расстрелять было мало. Но у нас тогда за убийство не расстреливали, расстреливали вот как ты говоришь, за «анекдоты» да за «болтовню» разную! Но – в основном за «богатство», за деньги наворованные. Если у кого были, тех-то уж точно – «подчистую», чтобы не «мозолили» глаза.
Георгий аж растерялся от неожиданности.
– Как же это.
– А вот так. Поехал я на работу, да забыл что-то, не помню уж теперь что, спохватился на работе, но закрутился немного, как всегда утром что-нибудь да есть неотложного. А часика через два вернулся – жена моя с нашим «политработником» в постели «тешится». Я сгоряча выхватил свой пистолет, мы тогда всегда были при оружии, да и уложил обоих прямо в постели. А тут дочь выскакивает на выстрел, она не успела в школу уйти, ну я и заорал – а, и ты туда же, такая же бл… растешь, и всадил в неё остатки обоймы. Не мог я тогда понять, как это, дочь дома, а жена с любовником, значит не впервые, значит привычно все это! Дали мне двадцать пять. Не за жену и не за дочь. Дали за политработника. Вот тебе и «политический».
– Неужели такое возможно, неужели это было, да еще с Вами?
– Было, еще и почище было. Ты пойми, Георгий, новые
