туда, где лишь один просторупругим ветром распахнул навстречу
тебе
себя, и даль, и бесконечность…
…Как удержать, скажи, в ладонях ветер?
«Солнце и ветер. Жажда. Песок…»
Солнце и ветер. Жажда. Песок
горло царапает, в губы въедается.
– Долго ль осталось? – А кто разберёт:
кто доберётся, вот тот и узнает.
Слабой былинкой на знойном ветру
долго ль идти под лучами палящими?
…Жадно из фляги хлебнуть на ходу
воздуха странствий свободы манящей.
«Безнадёжно руки уронила…»
Безнадёжно руки уронила,
о звериная моя тоска!
Кто тебя в обрывках снов искал?
В мутных водах голубого Нила
заросли папируса – чащобой:
на воде растущий буйный лес.
И священной кошкою залез,
изготовился к прыжку
смертельный ужас.
«Смех жемчужный…»
Смех жемчужный;
смех хрустальный;
смех – искрящийся алмаз.
Под покровом ночи тёмной
на пороге тихой спальни
из обрывков лунных фаз
прясть и прясть кудель. Лучина
на рожке луны плывёт
и смывает тлен. И снова
из росы живой встаёт
утра свет – первопричина
смеха, счастья, боли, слёз.
Межсезонье
Как трудно начинается весна —
всё зыбко.
В предвкушенье перемен
лишь солнца изредка сверкнёт блесна
и снова – хмурый день накроет тень
зимы.
Бьёт ослепшее солнце в глаза,
и смеётся высокое небо,
лужи сплошь да сугробы осевшие.
А на сердце – седая зима.
«На ногах не стоять —…»
На ногах не стоять —
я мертвецки пьян.
От меня даже звёзды шарахаются.
Ночь – не в ночь. Не уснуть.
Ах, весна, не буянь.
Наговорами вьюги-знахаря
не уймёшь переполох
молодого разгула весеннего.
От зари до зари по набухшей земле.
Мне уснуть
невмочь
в эту гулкую ночь воскресения.
И снова весна
Она была немолода…
Сквозь сетку тоненьких морщинок
сочились трудные года.
Так по извилистым ложбинкам
сбегают мутные снега.
Дождь сквозь сито мелко сеет —
скучная пора.
Дождь как будто бы осенний,
а пришла весна.
Она безумна – так безумны дети —
ворвавшаяся шумная весна.
В перегороженных запрудой ручейках
бумажные кораблики пускают дети.
Лужи
