их понимаю. Тряпицы огненные на шеях, самодвижущиеся повозки, суета – и о жизни подумать некогда. В церкву бы сходила – так нет ее здесь. Страшно! Особенно – когда ты уезжал. Неужто, и в городе церквей нету?
– Есть, как не быть? – Раничев усмехнулся. – Обязательно с тобой сходим.
– Ну, слава те, Господи! А то я уж думала – кругом одни антихристы. Нет, есть тут и хорошие люди, вот хоть Геннадий, боярин местный, супружница его – тоже добрая баба, а вот тиун, Виленко… не знаю… Хитрый он какой-то, скользкий, словно уж. Не нравится он мне, и лекарша Глафира тоже. Это ж надо удумать, баба – и лекарь! Ребята ее не очень-то любят, боятся… Иване…
– Что, милая?
– Ишь, как светильники сияют, – Евдокся кивнула на лагерные огни, светившиеся за оврагом. – Ярко. И не воск, и не сало, а горят. Как так?
– Видишь ли, есть такая вещь, электричество… Его в особых местах добывают, электростанции называются. Оно, электричество, и светильники зажигает, и воду греет, и утюги…
– Видала…
– А сюда, в лагерь, оно по проводам идет, все равно, как вода по трубам.
– Водопровод видала – были у нас в Переяславле трубы из дерева крепкого деланные. Значит эти – как ты их называл, провода? – тоже вроде как трубы, только маленькие?
– Ну да, почти так. Только ты до них не пытайся дотронуться, электричество – страшная сила, как молния.
– Ну, молния – то Божий гнев, от нее и молитвою упастись можно… О! Глянь-ка! Кончилось твое электричество. – Евдокся со смехом указала на вдруг погасшие огни. Так частенько бывало, что гасли – то на подстанции авария, то обрыв провода… Обрыв… А ведь сигнализация-то в музее, чай, без электричества тоже работать не будет?! Ай, молодец, боярышня, какую идею подсказала!
Подбежав сзади, Иван подхватил девушку на руки, закружил, поцеловал в губы:
– Так и понесу тебя, люба, до самого нашего «коттэджа»!
– Пусти… Вдруг увидит кто?
– А пускай завидуют, нам-то что?
– Все равно – срамно это.
Опустив девушку, Раничев взял ее за руку, снова поцеловал. Евдокся шутливо отбивалась, Иван едва не упал в росшие на краю оврага кусты. Чу! Какая-то шустрая фигурка, выскочив из-под самого носа Ивана, быстро припустила к лагерю. Раничев только и успел разглядеть, что белую рубашку с подкатанными рукавами, треугольник пионерского галстука на спине да развевающийся на ветру чуб. Кто-то из ребят… Не Игорек ли? И от кого он в овраге прятался? Неужели, Вилен опять пристал, псина?
– Фу, напугал как, – Евдокся засмеялась. – Словно заяц из кустов вынесся! Кто хоть?
– Из наших кто-то, – отозвался Иван. – А кто – не заметил. Ты чего хохочешь-заливаешься?
– Смешные они все, эти детки, – призналась девушка. – И сами смешные, и одеты смешно – что девчата, что парни – с ногами голыми бегают. Смешно.
Раничев пожал плечами. А ведь на склоне
