залив под пасмурным ноябрьским небом.
Он проезжает место, где раньше была его аптека. Теперь там другая – большая, сетевая, с огромными стеклянными дверями, которые сами разъезжаются в стороны; она вытеснила и старенькую аптеку, и продуктовый магазинчик, и даже парковку на заднем дворе, где Генри с Дениз после рабочего дня долго стояли возле мусорных баков, прежде чем разойтись по своим машинам. Все это теперь занято огромным заведением, в котором продаются не только лекарства, но и гигантские рулоны бумажных полотенец и большие коробки с мусорными пакетами всех размеров. Даже тарелки и чашки, даже кухонные лопаточки и кошачий корм. И рядом деревья вырубили, чтобы построить парковку. Ко всему привыкаешь, думает он, только привыкнуть все равно невозможно.
Кажется, очень много времени прошло с тех пор, как Дениз стояла, дрожа от зимнего холода, пока наконец не села в свою машину. Какой же она была юной! Как больно вспоминать растерянность на ее юном личике; и все же он и сейчас помнит, как умел вызывать у нее улыбку. Теперь она так далеко, в Техасе, – так далеко, словно в другой стране, – и ей столько же лет, сколько тогда было Генри. Однажды вечером она уронила красную рукавичку, он наклонился, поднял, расстегнул пуговку и смотрел, как она просовывает внутрь маленькую руку.
Белое здание церкви стоит возле голых кленов. Он знает, почему мысли о Дениз вдруг так пронзительно остры. На прошлой неделе от нее не пришла открытка ко дню рождения, как приходила, всегда вовремя, последние двадцать лет. На открытке она пишет поздравление и иногда еще пару строк – в прошлом году, например, упомянула, что у Пола, перешедшего в старшую школу, ожирение. Это ее собственное слово: «У Пола теперь совсем серьезная проблема: он весит триста фунтов, это ожирение». Ни слова о том, что она или ее муж собираются с этим делать, если тут вообще можно что-то «делать». Младшие девочки, близняшки, занимаются спортом, и им уже начинают звонить мальчики, «что приводит меня в ужас», написала Дениз. Она никогда не добавляет в конце «с любовью», только подпись «Дениз» ее мелким аккуратным почерком, ее маленькой рукой.
На гравийной парковке у церкви Дейзи Фостер как раз вышла из своей машины и шутливо разевает рот, изображая радостное изумление, – радость, впрочем, непритворная, Генри это знает: Дейзи всегда приятно его видеть. У Дейзи два года назад умер муж, отставной полицейский, старше Дейзи на двадцать пять лет: курение свело его в могилу; она остается все такой же хорошенькой, такой же изящной, с добрыми голубыми глазами. Что теперь с ней будет? Наверное, думает он, пробираясь на свое обычное место на средней скамье, женщины гораздо храбрее мужчин. Стоит ему представить, что Оливия может умереть и оставить его одного, как его охватывает невыносимый ужас.
И тогда его мысли снова возвращаются к аптеке, которой больше нет.
– Генри в выходные едет на охоту, – сказала Дениз однажды ноябрьским утром. – А вы охотитесь, Генри? – Она готовила к работе выдвижной ящичек
