коричневыми старческими пятнами.
– Тогда получай!
И воспоминания нахлынули на нее с новой, ужасающей силой. Жуткое бесформенное нечто, копошащееся между ее ног, – таков итог бесчисленных часов мучительных схваток. Чудовище настолько безобразное, что даже медсестры брезговали взять его в руки.
– Хорошо, хорошо! Он… он ужасно мучился.
– А лицо, какое у него было лицо? Он должен был смотреть на тебя.
– Грустное. Как у озадаченного ребенка, который не может понять, за что ему делают больно.
Слезы осколками стекла подступили к горлу.
– Тебе это нравилось?
Его свободная рука сомкнулась на ее левом плече, и Астроном заставил ее опуститься перед ним на колени. Женщина почувствовала, как кровь пропитывает подол юбки, липнет к голым коленям.
Он снова впился в нее взглядом. Солгать было невозможно.
– Нет. – Из глаз ее хлынули долго сдерживаемые слезы, горячими дорожками протянулись по щекам. – Я совсем его не знала. Мы были знакомы всего один вечер. Но он был… добр со мной. А теперь он мертв, и мне страшно.
– И чего же ты боишься?
– Того, во что я превращаюсь. Я боюсь продолжать…
– Дорогая моя, тебе следовало бы куда сильнее бояться того, что произойдет, если ты откажешься продолжать. Ты принадлежишь мне, Рулетка, и если ты подведешь меня, тебя ждет ужасная кара.
Жуткий крик вырвался из ее горла, когда женщина увидела, как его ладонь вошла в ее грудь и уверенно обхватила сердце.
– Если я сожму пальцы, ты умрешь. – Рука опустилась ниже, стиснула ее яичники, распространяя по животу волны боли. – Не заставляй убивать тебя. Это была бы большая потеря. – Он вытащил руку и погладил ее разбитую щеку. – Но я не хочу пугать тебя, милая. Только помочь. Спасти и освободить твою душу. Тебя ждет безумие, которого ты так боишься, Рулетка, если ты не отомстишь своему главному обидчику и не очистишь свою душу. Без этого очищения стирать твою память без толку. А теперь отправляйся, отыщи Тахиона и убей его – тогда ты будешь свободна.
– Свободна, – выдохнула она.
Астроном внезапно отпустил ее подбородок, и она полетела вперед и упала на четвереньки. Подсыхающая кровь липла к пальцам, и она еле слышно всхлипнула. «Свободна даже от тебя», – подумала она с чувством, которое не было ни любовью, ни ненавистью, но имело в себе что-то и от того и от другого одновременно.
– Да, моя сладкая. Даже от меня.
Она зажмурилась, ожидая удара или другого наказания, которое должно было немедленно последовать за такую непочтительность. Секунды текли, но ничего не происходило. Женщина осторожно приоткрыла глаза.
– А когда вы…
– Сотру твое прошлое? Когда ты вернешься и расскажешь мне в мельчайших подробностях, – его губы искривились в предвкушении, – о том, как умирал Тахион.
– Да…
