сейчас сидел под стражей пленный полоцкий князь, был ещё один двор, поменьше – около самого детинца, на Киевой горе, у Боричева взвоза.
Туда Несмеян и ехал.
Ворота двора оказались закрытыми – и это было странно. Кто ж на богатом дворе днём ворота на запоре держит. Несмеян придержал Соколка, оглядел ворота и высокий бревенчатый заплот испытующим взглядом, словно прикидывая, сможет ли он через него перелезть и сколько это займёт времени.
Заострённые полуторасаженные пали заплота глядели хмуро, словно говорили: «Ну-ну, попробуй…». Где-то в глубине двора над заплотом возвышалась гонтовая кровля терема. И тихо было на княжьем дворе. Не лаяли собаки, не было слышно голосов челяди, только едва ощутимо тянуло дымом из очага. «Небось, там слышно как мухи летают» – ехидно подумал про себя Несмеян. К кому относилось его ехидство, он пока что и сам не знал, хотя и понимал, что такое – неспроста.
Подъехал ближе, примерился к воротам кулаком, но передумал – тяжёлые плахи, туго стянутые железными полосами и пробитые заклёпками, внушали уважение и лёгкий трепет. Мало не крепостные. Кулак отобьёшь. Стукнул рукоятью плети. Подождал несколько мгновений и стукнул ещё раз.
– Ну чего стучать-то?! – послышался сверху сиплый недовольный голос, и над воротами показалась человеческая голова – из-за ворот, видимо, стоя на чём-то высоком (может быть, на приставной лестнице), выглядывал коренастый середович в нахлобученной по самые уши валяной шапке, полусонно мигал и спесиво топорщил короткую русую бородку, разглядывая приезжего.
– Ну? – бросил он неприязненно. – Чего надо?
– Отворяй, – велел Несмеян сдержанно. По правде-то говоря, его так и подмывало вытянуть этого «сторожа» как следует плетью, и, услышав его голос, гридень так и собирался поступить, но сонный мужик его своим видом рассмешил, и гнев поутих.
– Чего это вдруг? – «сторож» (а может, это не сторож вовсе? – подумал вдруг Несмеян) и не подумал пошевелиться. – Кто ты есть таков, чтобы тебе отворять?
– А ты не забывайся, холоп! – гридень чуть возвысил голос. – Не с каликой безродным говоришь!
– А мне отсюда не видать, кто ты есть таков, – равнодушно ответил «сторож», вновь даже не почесавшись, чтобы двинуться к засову. – Хоть ты и сам цареградский кесарь будь.
– Зарываешься, киянин! – Несмеян окончательно убедился, что этот «сторож» – на деле никакой не сторож. И власть на Брячиславлем дворе – отнюдь не в руках кривской челяди. Впрочем, иного и ожидать было бы глупо. – Это что же, посол полоцкой княгини на улице будет ночевать? Или на постой к кому-нибудь станет, как безродный? Гляди, не вспомнить бы киянам потом Чернобыль да полоцкие полки под монастырями.
Лицо «сторожа» передёрнулось, словно полочанин наступил ему на любимую мозоль. На миг Несмеяну показалось, что киянин сейчас в него хотя бы плюнет, но ждать ничего подобного гридень
