даже преотлично! В смысле нагрузок и пульса. Но спать ты, дорогая моя, хочешь оттого, что твое сердце не справляется с той тяжестью, которую вынуждены таскать твои бедные ноги, и быстро устает, а вовсе не потому, что у тебя низкое давление.
– Давай я за тобой поухаживаю, – великодушно предложил я и налил Дане кофе из красивого кофейника-термоса. – Скажи-ка мне, ты как предпочитаешь: есть вкусно, но очень мало или не очень вкусно, зато много?
После некоторого молчания она ответила:
– Мне все равно. Я не знаю.
Это как раз можно понять. Откуда она может знать, если никогда не пробовала есть мало или невкусную еду? Только вкусно и много.
– Ладно, попробуем оба варианта, и ты сама выберешь. Начнем с невкусного, зато в неограниченных количествах, а если тебе станет совсем невмоготу, перейдем к вкусному, но по чуть-чуть. Идет?
Она пожала плечами.
– Как скажете.
Кофе без сахара Дана пила с отвращением, которое даже не пыталась скрыть, но вслух не произнесла ни слова. Я попросил ее за обедом постараться соблюдать те правила питания, которые я пытался вдолбить ей утром.
– Даже если я буду обедать вместе с вами, я не стану в присутствии всех делать тебе замечания и руководить. Но я очень хочу надеяться, что ты этим не воспользуешься.
– Вы же сказали, что Нина будет готовить мне отдельно.
– Да, но с завтрашнего дня. Сегодня она уже не успеет приготовить для тебя обед и ужин. И не забывай пить воду, в течение дня тебе нужно выпить не меньше полутора литров, лучше даже два.
Дана молча кивнула и ушла к себе «заниматься самоподготовкой по гуманитарным предметам», а я остался ждать домработницу Нину, которой было велено выслушать мои указания и сделать все в соответствии с ними. В общем, на тот момент я полагал, что сделал все, чтобы понравиться Дане и, главным образом, ее родителям, потому как работа моя зависит, конечно, и от девочки тоже, но все-таки в основном от ее папани. Я был сумасшедше вежлив и старался выглядеть компетентным, хотя мало кто догадывается, каких усилий мне это стоило. Я рос хоть и в учительской семье, но жил жизнью нормального дворового парня, занимающегося исключительно мужским видом спорта, и был, как и все мои приятели, драчуном, мелким хулиганом и любителем матерных анекдотов. Конечно, мама с папой пытались привить мне правила хорошего тона и интеллигентную речь, но безуспешно, в том смысле, что я все это выучил и при необходимости мог придурнуться «приличным мальчиком», но образом жизни и поведения вся эта наука так и не стала.
Домработница Нина показалась мне точной копией Даны, только постарше и устройненной раз в десять: неразговорчивая, неулыбчивая, она молча слушала мои, с позволенья сказать, указания и записывала в толстую тетрадку, не задавая ни единого вопроса. В той среде, в которой я вращался до аварии, домработницы как-то не водились, и все мои представления об этой категории домашнего персонала основывались на просмотренных фильмах, где уютные пожилые тетечки в непременных фартуках старались посытнее накормить своих питомцев, ухаживали за
