занятий тебя будет ожидать штабс-фельдфебель Горн. С нетерпением ожидать, солдат! Полагаю, у него для таких нетерпеливых героев, как ты, всегда найдется какое-нибудь важное дело… А ты, Макс, продолжай…
– Слушаюсь, герр лейтенант! Мы сблизились с домами, и эти бандиты уже не могли стрелять. Тогда они вышли на улицу и набросились на нас. Все завертелось вокруг, помню, что я ударил прикладом какого-то бородача с зеленой повязкой на лбу… Он упал, и его товарищ бросился на меня с большим ножом. Мне удалось его выбить, и мы покатились по земле. А дальше… Помню, что он меня душил, а я пытался вытащить из ножен штык.
– Ну раз мы сейчас разговариваем, то вытащить его ты успел… – усмехается лейтенант. – Поучительно! Лишний раз подтверждается, что холодная голова еще никому не помешала! Даже и в рукопашной!
А ночью я вижу странный сон.
Серое небо, низко нависшее над головами. Набрякшие медлительные тучи, влекомые слабым ветерком, словно бы цепляются своим брюхом за горные вершины. Их тут много, они торчат со всех сторон. Разбитая множеством приезжающих машин дорога упирается в заржавевшую трубу, играющую роль шлагбаума. А рядом с ним выложено укрытие из промокших мешков с песком. Верхние края укрытия оплыли и покосились, такое впечатление, что кто-то на них плясал. В некоторых местах мешки подперты серыми бетонными блоками, которые удерживают их от оползания. Такими же блоками обложена и темно-зеленая громада бронетранспортера – над ними торчит только башня с толстым пулеметным стволом.
Около шлагбаума прохаживается часовой. Из-под наброшенной на плечи плащ-палатки торчит только обтянутая матерчатым чехлом каска. Чехол тоже промок, и по нему стекают струйки воды. До моего слуха доносится хлюпанье сапог по грязи – дорога тоже напоминает собою болото. Дождь… он, наверное, никогда здесь не заканчивается. Блестящий под его струйками пулеметный ствол угрюмо уставился на дорогу. Я стою у пулемета, опершись о промокшие мешки. Нам всем давно уже обрыдло это место. До чертиков надоел окружающий пейзаж. Мы все дружно ненавидим местных жителей: это по их вине наше отделение безвылазно торчит в этой дыре. А они… Они иногда проезжают мимо нас. Те взгляды, которые на нас бросают, не преисполнены братской любви. В них отчетливо читается: «Эх, повстречаю я тебя темной ночью… когда ты будешь один и без оружия…»
Но среди нас нет дураков – выходить за пределы поста по ночам. Тем более – безоружным. Никто не строит иллюзий на этот счет.
И мы мстим местным. Провожаем их машины пулеметным стволом, подолгу мурыжим их у шлагбаума и демонстративно пощелкиваем предохранителем оружия. Это сильно нервирует аборигенов, и глаза, только что горевшие злобой, становятся испуганными и неуверенными.
Но рано или поздно наступает ночь. Нормальные люди ночью спят, даже на войне. Однако эта война – особенная. Здесь редко случаются открытые столкновения, чаще всего пули прилетают откуда-то издали, из кустов и густого леса. Никто не знает, насколько эффективен наш ответный огонь. Бывает, мы выкашиваем из
