долг доводить его помыслы до всех. Я ведь хранитель образа Амона – величайшего среди великих богов!
Тут жрец буквально вскричал. Солон опустил голову и надолго задумался. Он даже закрыл глаза. И трудно было понять, то ли он завидовал жрецу, то ли восхищался им, то ли жалел его. Безмолвствовал и жрец. И хотя молчание длилось не более минуты, но оно обоим собеседникам показалась целей вечностью. Первым очнулся жрец и, неистово глядя на созерцавшего Солона, вдруг отрывисто бросил:
– Коль посеял я в тебе великие сомнения, я их и рассею, вернее это сделает Амон.
Солон поднял голову и вопросительно посмотрел на Менхофра.
– Да рассею, – подтвердил он. – Сегодня, сейчас же, если это тебе угодно. Я немедля отведу тебя к Амону, хотя никто из чужестранцев там не был, и я уверен никогда не будет. Ты сам всё должен увидеть и услышать, оценить и понять. И тогда многое в тебе перевернётся, неведение исчезнет.
– Но возможно ли такое? – спросил гость. – Ведь верховный жрец вряд ли позволит мне лицезреть Амона, да и у тебя могут быть неприятности из-за меня.
– Нет, он не может разрешить, но, и не может запретить этого. Образ Амона целиком в моей власти, а я нахожусь в полной власти Амона. Всё, полагаю я, что делается во имя Амона, угодно ему. Пошли!
И он резко встал с кресла. Не спеша, поднялся и афинский купец, и они двинулись навстречу Великому Богу.
Солон давным-давно слышал от старых афинян, что где-то в глубинах старого храма кроется тайное изваяние Амона. Но поскольку оно тайное, то никто и ничего путного о нём сказать не мог. Какое-то удивительнейшее предчувствие овладело им. Ему казалось, что он решился на что-то безрассудное и крайне опасное. Однако деваться уже было некуда. Жрец бросил вызов – Солон его принял. Да и чего собственно бояться Бога, если он даже велик и всемогущ. Правда, это египетский, чужой Бог, но впрочем, все боги принадлежат нам, а мы принадлежим им.
Они вышли на центральную храмовую площадь, откуда было хорошо видно большинство строений. Огромное число сфинксов, стоящих здесь, напоминало Солону конницу, изготовившуюся к бою. И в этом бою ему, купцу-афинянину, предстояло быть, очевидно, обороняющейся стороной.
Менхофра выбросил правую руку вперёд и словно дал команду:
– Пошли!
И они пошли. Сфинксы, статуи, сфинксы мелькали перед глазами Солона. Казалось, им нет числа и счёта. Некоторое время жрец молчал, а потом заговорил:
– Здесь, афинянин, не только прошлое и настоящее Амона, но и подлинная священная история Египта, история его возвышенного духа. Вот эти здания, которые справа от нас, напрочь связаны с именами фараонов Псаметтиха и Тахарки, сделавших очень много для возрождения славы Амона и величия Фив. Они были почти, нашими современниками. Однако нас волнует большее, гораздо большее и гораздо более древнее.
И он, вместе с Солоном, двинулся дальше, вглубь храмовых сооружений. Афинянину казалось, что
