самого, – водитель снова быстрым движением повернул голову, и Олег замер на месте.
Он понял, откуда ему знаком этот жест. Перед глазами возникла совсем другая картина – теплый летний вечер, машина, отец за рулем, время от времени быстро поворачивает голову и пристально вглядывается в него. Картина принесла острое щемящее чувство. Отрешенно подумалось, что отец был примерно такого же возраста, что и Константин. И вообще в облике у них было что-то общее. То ли сдержанная вдумчивость взгляда, то ли упрямая выпуклость подбородка…
– Ну вот, пожалуй, и все! Подумай, согласен ли ты на мои условия. Во всяком случае, учебе в институте это не будет мешать, как не помешает встречаться с твоей несравненной Мариной.
Он снова завел двигатель, и машина дальше покатилась по мостовой. Когда они выехали на проспект Мира, баритон Константина все еще стоял в ушах Олега. Предложение его притягивало и пугало одновременно. Оно свалилось сверху, как благодать или проклятье. Но Олег сейчас даже не особенно думал об этом. Он полусознательно лелеял возникший в памяти образ отца и непроизвольно ждал от Константина еще каких-нибудь жестов, которые вновь повторят щемящее сердце колдовство.
Константин оставшуюся часть дороги ехал молча, слушая итальянских бардов. Город, мчавшийся мимо, под их певучие напевы казался сказочным в своем обновленном снежном наряде.
Когда они подъехали к дому, Константин мягко притормозил, повернулся к Олегу и коротко спросил:
– Согласен?
Олег молчал. Он еще ничего не мог сказать. Сегодняшний день обрушился на него, как водопад.
– Ну хорошо. Тогда хоть не говори «нет». Дай мне свой телефон.
Олег продиктовал его охрипшим голосом, кляня себя за беспомощность и впечатлительность.
– Я позвоню через неделю. За это время, думаю, ты сможешь сделать выбор.
Рукопожатие Константина было сухим и твердым.
Глава пятая
1
Ему снились залы.
Они плавали в голубой холодной дымке, такие близкие в щемящей отчужденности сна. В них все до мелочей знакомо: и разлинованные квадраты на полу, и окна с защитной решеткой, и бесконечные шведские стенки. Залы менялись во сне один за другим – как же много их накопилось в памяти!
Вот он оказывался в маленьком душном помещении с дощатыми крашеными полами и облупившейся краской на стенах. Он – в последнем ряду, какой-то странный угол зрения – все вокруг выше его, наверное, совсем еще был подростком! Впереди белыми пятнами самодельные мешковатые кимоно старших учеников. Где-то вдалеке едва просматривается фигура сэнсэя. Нахлынуло давно позабытое ощущение: смесь трепета, восторга, поклонения, всего того, чем было переполнено сознание в его тринадцать с неполным лет.
Тут же по ассоциации возникли параллельные образы – напряжение в конце ежедневного бега, когда он, взмокший до нитки, осваивал по десять километров перед школой, зарядки с утяжелениями, отработка до изнеможения скоростных
